Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори том
Война и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
XII
У Йогел ставаха най-веселите балове в Москва. Тъй казваха майките, като гледаха своите adolescentes[1], които танцуваха току-що научените си танцови стъпки; тъй казваха и самите adolescentes и adolescents[2], които танцуваха до капване; тъй казваха възрастните моми и младежите, които ходеха по тия балове с намерението да бъдат снизходителни към тях и намираха там най-приятното веселие. През същата година на тия балове станаха две сватби. Двете хубавички княжни Горчакови си намериха кандидати и се омъжиха и с това още повече прославиха тия балове. Особеното на тия балове беше, че нямаше нито домакин, нито домакиня: само добродушният Йогел, който хвърчеше като пух, правеше реверанси по всичките правила на изкуството и приемаше бележчици за уроци от всичките си гости; имаше и това, че на тия балове отиваха само ония, които искаха да танцуват и да се веселят, както искат това тринадесет и четиринадесетгодишните девойчета, които за първи път обличат дълги рокли. С малки изключения всички бяха или изглеждаха хубавички: тъй възторжено се усмихваха всички и тъй пламтяха очичките им. Понякога танцуваха дори pas de châle най-добрите ученички, от които най-добрата беше Наташа, отличаваща се с грациозността си; но на тоя последен бал танцуваха само екосези, англези и току-що излязлата на мода мазурка. Йогел нае зала в къщата на Безухов и, както всички разправяха, балът бе излязъл много сполучлив. Имаше много хубавички девойки и Ростовите госпожици бяха измежду най-хубавите. Тая вечер и двете бяха особено щастливи и весели. Соня, горда от предложението на Долохов, от своя отказ и от обяснението с Николай, се въртеше още из къщи, без да може прислужничката да досреши плитките й, и сега цяла сияеше от поривиста радост.
Не по-малко горда, че за първи път е в дълга рокля и на истински бал, Наташа беше още по-щастлива. Те бяха в бели муселинени рокли с розови панделки.
Наташа стана влюбена още щом влезе в балната зала. Тя не беше влюбена в никого специално, но влюбена във всички. Щом погледнеше някого, който и да беше той — в него беше влюбена.
— Ах, колко е хубаво! — повтаряше непрекъснато тя, като изтичваше при Соня.
Николай и Денисов се разхождаха из залите, като гледаха ласкаво и покровителствено танцуващите.
— Колко е мила, ще стане кг’асавица — каза Денисов.
— Коя?
— Г’афиня Наташа — отговори Денисов. — И как танцува, каква г’ация! — като помълча малко, добави той.
— Но за кого приказваш?
— За сестг’а ти — извика ядосано Денисов.
Ростов се усмихна.
— Mon cher comte, vous êtes l’un de mes meilleurs écoliers, il faut que vous dansiez — каза дребничкият Йогел, приближавайки се до Николай. — Voyez combien de jolies demoiselles.[3] — Той отправи същата молба и към Денисов, също негов бивш ученик.
— Non, mon cher, je ferai tapisserie[4] — рече Денисов. — Нима не помните колко лошо използувах вашите уг’оци?…
— О, не! — побърза да го утеши Йогел. — Вие бяхте само невнимателен, но имахте способности, да, вие имахте способности.
Засвириха мазурка, която наново почваше да бъде на мода. Николай не можа да откаже на Йогел и покани Соня. Денисов поседна при бабичките, облакътен на сабята си, и потропвайки в такт, разправяше нещо весело и разсмиваше старите дами, като поглеждаше танцуващата младеж. Първа двойка бяха Йогел с Наташа, неговата гордост и най-добрата му ученичка. Като ситнеше меко и нежно с малките си крачка в пантофки, Йогел пръв се понесе из залата със стесняващата се, но внимателна в танцовите стъпки Наташа. Денисов не откъсваше очи от нея и потропваше със сабята си в такт с такъв вид, от който ясно личеше, че ако не танцува, то е само защото не иска, а не защото не може. В средата на фигурата той повика минаващия покрай него Ростов.
— Съвсем не е така — рече той. — Нима това е полска мазуг’ка? Но танцува отлично.
Николай, който знаеше, че Денисов дори в Полша беше известен с изкуството си да играе полска мазурка, отърча при Наташа.
— Иди покани Денисов. Как танцува! Чудо! — каза той.
Когато отново дойде редът на Наташа, тя стана и като заситни с пантофките си, украсени с панделки, плахо изтича сама през залата до ъгъла, дето седеше Денисов. Тя виждаше, че всички я гледат и чакат. Николай видя, че Денисов и Наташа спореха усмихнати и че Денисов отказваше, но се усмихваше радостно. Той отърча при тях.
— Моля, Василий Дмитрич — думаше Наташа, — хайде, моля ви се.
— Не, оставете ме, г’афиньо — каза Денисов.
— Е, Вася, недей така — рече Николай.
— Сякаш увещавате котаг’ака Вася — каза шеговито Денисов.
— Цялата вечер ще ви пея — каза Наташа.
— Вълшебница, всичко може да стог’и с мене! — каза Денисов и откопча сабята си. Той излезе иззад столовете, хвана здраво дамата си за ръка, повдигна глава и дръпна встрани крак, очаквайки такта. Само когато яздеше и когато танцуваше мазурка, дребният ръст на Денисов не личеше и той изглеждаше такъв юначага, какъвто сам се чувствуваше. Като дочака такта, той погледна отстрана, победоносно и шеговито, своята дама, тропна неочаквано с единия си крак и като топка пъргаво отскочи от пода и се понесе по кръга, увличайки дамата си. Той летя безшумно на един крак през половината зала, като че не виждаше столовете пред него и се носеше право срещу тях; но изведнъж звънваше с шпори и се разкрачваше, спираше, изправен на токовете си, застояваше се тъй една секунда, затропваше с нозе на едно място със силен звънтеж на шпорите, почваше бързо да се върти и като чукваше десния си крак с левия, отново се понасяше из кръга. Наташа долавяше какво иска да прави той и без сама да знае как, следваше го и му се оставяше. Той ту я въртеше с дясната или с лявата си ръка, ту — коленичил, завърташе я около себе си и отново скачаше и полетяваше напред тъй стремително, сякаш имаше намерение да изтича през всичките стаи, без да си поеме дъх, ту изведнъж отново се спираше и правеше пак някоя нова и неочаквана извивка. Когато завъртя живо дамата си пред мястото й, звънна с шпорите, като й се поклони, Наташа дори не му направи реверанс. Тя с недоумение устреми очи в него и се усмихна, сякаш не го познаваше.
— Но какво е туй? — промълви тя.
Макар че Йогел не признаваше тая мазурка, всички бяха възхитени от изкуството на Денисов, почнаха непрекъснато да го канят и старците заприказваха усмихнати за Полша и за доброто старо време. Зачервен от мазурката и като се бършеше с кърпичка, Денисов седна при Наташа и до края на бала не се отдели от нея.
Глава XII
У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes[1], выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents[2], танцевавшие до упаду; это говорили взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцевать и веселиться, как хотят этого тринадцати— и четырнадцатилетние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de châle лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцевали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в доме Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы в этот вечер. Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Они были в белых кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
— Ах, как хорошо! — все говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
— Как она мила, кг’асавица будет, — сказал Денисов.
— Кто?
— Г’афиня Наташа, — отвечал Денисов.
— И как она танцует, какая г’ация! — помолчав немного, опять сказал он.
— Да про кого ты говоришь?
— Пг’о сестг’у пг’о твою, — сердито крикнул Денисов. Ростов усмехнулся.
— Mon cher comte; vous êtes l’un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, — сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. — Voyez combien de jolies demoiselles[3]. — Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
— Non, mon cher, je ferai tapisserie[4], — сказал Денисов. — Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?…
— О нет! — поспешно утешая его, сказал Иогель. — Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку. Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и, облокотившись на саблю, притопывая такт, что-то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцевал с Наташей, своею гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только оттого, что не хочет, а не оттого, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
— Это совсем не то, — сказал он. — Разве это польская мазуг’ка. А отлично танцует.
Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе.
— Поди выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! — сказал он.
Когда пришел опять черед Наташи, она встала и, быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел что Денисов и Наташа, улыбаясь, спорили и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
— Пожалуйста, Василий Дмитрич, — говорила Наташа, — пойдемте, пожалуйста.
— Да что. Увольте, г’афиня, — говорил Денисов.
— Ну полно, Вася, — сказал Николай.
— Точно кота Ваську уговаг’ивает, — шутя сказал Денисов.
— Целый вечер вам буду петь, — сказала Наташа.
— Волшебница, все со мной сделает! — сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из-за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он сбоку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одною ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он неслышно летел половину залы на одной ноге и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левою ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа чутьем угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним — отдаваясь ему. То он кружил ее на правой, то на левой руке, то, падая на колена, обводил ее вокруг себя и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоумением уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его.
— Что ж это такое? — проговорила она.
Несмотря на то, что Йогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.