Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори том
Война и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
III
През това време руският император повече от месец вече живееше във Вилна, като правеше прегледи и маневри. Нищо не бе готово за войната, която всички очакваха и за подготовката на която императорът бе пристигнал от Петербург. Общ план за действия нямаше. Колебанията кой план от всичките, които се предлагаха, трябва да се приеме, се усилиха още повече след едномесечното престояване на императора в главната квартира. Във всяка от трите армии имаше отделен главнокомандуващ, но нямаше общ началник на всичките армии и императорът не поемаше върху си това звание.
Колкото по-дълго оставаше във Вилна императорът, толкова по-малко се готвеха за войната, тъй като се бяха уморили да я чакат. Всичките старания на хората, които обкръжаваха царя, бяха сякаш насочени само към това — да накарат царя, като прекарва приятно времето, да забрави за предстоящата война.
След много балове и празници у полските магнати, у придворните и у самия цар през месец юни на един от полските генерал-адютанти хрумна да се даде обяд и бал на царя от името на неговите генерал-адютанти. Тая идея беше приета с радост от всички. Царят изяви съгласието си. Генерал-адютантите събраха пари по подписка. Личността, която можеше да бъде най-приятна на царя, беше поканена за домакиня на бала. Граф Бенигсен, помешчик от Вилненската губерния, предложи извънградската си къща за тоя празник и за 13 юни беше определен бал, обяд, разходка с лодки и фойерверк в Закрет, извънградската къща на граф Бенигсен.
Същия ден, когато Наполеон бе дал заповед за преминаването на Неман и неговите челни войски, изтиквайки казаците, минаха руската граница, Александър прекара вечерта в дачата на Бенигсен — на бала, даван от генерал-адютантите.
Беше весел и бляскав празник; опитните в тия работи хора казваха, че толкова красавици рядко са се събирали на едно място. Графиня Безухова, която между другите руски дами, дошли от Петербург във Вилна подир царя, беше на тоя бал, затъмняваше със своята тежка, тъй наречена руска красота изтънчените полски дами. На нея обърнаха внимание и царят я удостои с един танц.
Борис Друбецкой, en garcon (ергенски), както сам казваше, оставил жена си в Москва, беше също на тоя бал и макар че не беше генерал-адютант, участвува с голяма сума в подписката за бала. Сега Борис беше богат човек, отишъл много напред в почестите, не търсеше вече покровителство, а бе на равна нога с най-висшите от връстниците си.
В дванадесет часа през нощта още танцуваха. Елен, която нямаше достоен кавалер, сама покани Борис за мазурка. Те бяха трета двойка. Хладнокръвно поглеждайки блестящите голи рамене на Елен, които излизаха над тъмната — от газ и злато — рокля, Борис разправяше за старите познати и едновременно, незабелязано както за самия себе си, така и за другите, нито за миг не преставаше да наблюдава царя, който беше в същата зала. Царят не танцуваше; той бе застанал до вратата и спираше едни или други с ония любезни думи, които само той умееше да казва.
В началото на мазурката Борис видя, че генерал-адютантът Балашов, едно от най-близките лица на царя, се приближи до него и се спря на недопустимо близко според придворния обичай разстояние от царя, който разговаряше с една полска дама. Като поговори с дамата, царят погледна въпросително и очевидно разбрал, че Балашов бе постъпил тъй само защото е имало важни причини за това, кимна леко на дамата и се обърна към Балашов. Щом Балашов заговори, по лицето на царя се изписа учудване. Той хвана Балашов под ръка и тръгна с него през залата, така че, без да го съзнава, разчистваше от двете си страни широка около три сажена пътека между отдръпващите се пред него хора. Борис забеляза развълнуваното лице на Аракчеев, когато царят тръгна с Балашов. Аракчеев гледаше изпод вежди царя и като сумтеше с червения си нос, измъкна се от множеството, сякаш очакваше, че царят ще се обърне към него. (Борис разбра, че Аракчеев завижда на Балашов и е недоволен, че някаква очевидно важна новина е предадена на царя не чрез него.)
Но царят и Балашов минаха през изходната врата, без да забелязват Аракчеев, и отидоха в осветената градина. Аракчеев, като придържаше шпагата си и се оглеждаше злобно наоколо, вървеше на двайсетина крачки зад тях.
Докато танцуваше фигурите на мазурката, Борис не преставаше да се измъчва от мисълта каква новина е донесъл Балашов и по какъв начин би могъл той да я научи преди другите.
При фигурата, в която трябваше да се избират дами, Борис пришепна на Елен, че иска да вземе графиня Потоцка, която като че била излязла на балкона, плъзна се по паркета, изтича през изходната врата и се спря, като видя царя, който влизаше на терасата заедно с Балашов. Царят и Балашов отиваха към вратата. Борис забърза и уж не бе успял да се отдръпне, почтително се залепи до рамката на вратата и приведе глава.
С вълнение на човек, който е оскърбен лично, царят доизричаше следните думи:
— Да навлезе в Русия без обявяване на война! Аз ще се примиря само когато ни един въоръжен неприятел не остане на моята земя — каза той. На Борис му се стори, че царят изрече тия думи с удоволствие: той беше доволен от формата, в която бе изразил мисълта си, но беше недоволен, че Борис ги бе чул.
— Но никой да не знае! — добави царят, като се навъси. Борис разбра, че това се отнасяше до него, затвори очи и наведе леко глава. Царят отново влезе в залата и остана на бала още около половин час.
Борис пръв узна съобщението за преминаването на Неман от френските войски и благодарение на това имаше случай да покаже на някои важни лица, че много работи, скрити за другите, му са известни и с това се издигна повече в очите на тия особи.
Неочакваното съобщение за преминаването на Неман от французите беше особено неочаквано, защото дойде след месец на несбъднато очакване, и то — на бал! В първия миг, когато получи съобщението, царят, под влиянието на възмущение и оскърбление, каза станалото по-късно знаменито изречение, което се хареса и на него и изразяваше напълно чувствата му. Върнал се в къщи от бала, царят в два часа през нощта изпрати да повикат секретаря Шишков и заповяда да се напише заповед до войските и рескрипт до фелдмаршала княз Салтиков, в който настояваше без друго да бъдат включени думите, че той няма да се помири, докато макар един въоръжен французин остане на руска земя.
На другия ден бе написано следното писмо до Наполеон:
Monsieur mon frere. J’ai, appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j’ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchi les frontieres de la Russie, et je recois a l’instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s’est considere comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n’auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l’agression. En effet, cet ambassadeur n’y a jamais ete autorise comme il l’a declare lui-meme, et aussitot que j’en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l’ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n’est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu’elle consente a retirer ses troupes du territoi’re russe, je regarderai ce qui s’est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n’a provoque de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d’eviter a l’humanite les calamites d’une nouvelle guerre.
Глава III
Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал-адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал-адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал-адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена — на бале, даваемом генерал-адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garçon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал-адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал-адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая-то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
— Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, — сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
— Чтоб никто ничего не знал! — прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.
Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frère. J’ai appris hier que malgré la loyauté avec laquelle j’ai maintenu mes engagements envers Votre Majesté, ses troupes ont franchis les frontières de la Russie, et je reçois à l’instant de Petérsbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majesté s’est considérée comme en état de guerre avec moi dès le moment où le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui délivrer, n’auraient jamais pu me faire supposer que cette démarche servirait jamais de prétexte à l’agression. En effet cet ambassadeur n’y a jamais été autorisé comme il l’a déclaré lui-même, et aussitôt que j’en fus informé, je lui ai fait connaître combien je le désapprouvais en lui donnant l’ordre de rester à son poste. Si Votre Majesté n’est pas intentionnée de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu’elle consente à retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s’est passé comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majesté, je me verrai forcé de repousser une attaque que rien n’a provoquée de ma part. Il dépend encore de Votre Majesté d'éviter à l’humanité les calamités d’une nouvelle guerre.