Лев Толстой
Война и мир (100)

Лев Толстой
Война и мир (100)

XIX

След като се върна в полка и предаде на командира в какво положение се намира работата на Денисов, Ростов замина за Тилзит с писмото до царя.

На 13 юни френският и руският император се събраха в Тилзит. Борис Друбецкой помоли важното лице, при което служеше, да го причислят към свитата, която беше определена за Тилзит.

— Je voudrais voir le grand homme^[1] — каза той говорейки за Наполеон, когото винаги досега както и всички наричаше Буонапарте.

— Vous parlez de Buonaparte^[2] — каза му усмихнат генералът.

Борис погледна въпросително своя генерал и веднага разбра, че това беше шеговито изпитание.

— Mon prince, je parle de l’empereur Napoléon^[3] — отвърна той. Генералът го потупа по рамото с усмивка.

— Ти ще напреднеш много — каза му той и го взе със себе си.

Борис беше между малцината в деня, когато императорите се срещнаха на Неман; той видя саловете с вензели, минаването на Наполеон, на отсрещния бряг пред френската гвардия, видя замисленото лице, на император Александър, когато седеше, мълком в една кръчма, на брега на Неман, очаквайки пристигането на Наполеон; видя как двамата императори, се качиха в лодките и, как Наполеон, който стигна по-скоро до сала, тръгна с бързи крачки напред, как, посрещайки Александър, му подаде ръка и как двамата се скриха в павилиона. Откак влезе във висшите сфери, Борис си създаде навик да наблюдава внимателно онова, което ставаше около него, и да го записва. През време на срещата в Тилзит той разпитваше за имената на хората, пристигнали с Наполеон, за мундирите, с които бяха облечени, и се вслушваше внимателно в думите, които казваха важните лица. Точно когато императорите влязоха в павилиона, той погледна часовника си и не забрави да го погледне пак, когато Александър излезе от павилиона. Срещата продължи час и петдесет и три минути; така го и записа тая вечер между другите факти, които — според него — имаха историческо значение. Тъй като свитата на императора беше съвсем малка, за човек, който скъпеше служебния си успех, много важно нещо беше да се намира в Тилзит през времето на срещата на императорите и като се намери в Тилзит, Борис почувствува, че отсега нататък положението му съвсем се затвърди. Него не само го познаваха, но го помнеха и свикнаха с него. Два пъти той изпълняваше поръчения до самия цар, тъй че царят го познаваше лично и всичките царски приближени вече не само не страняха както по-рано от него, смятайки го за ново лице, но биха се учудили, ако го нямаше.

Борис живееше заедно с друг адютант, полския граф Жилински. Жилински, възпитан в Париж поляк, беше богат, страстно обичаше французите и почти всеки ден през пребиваването им в Тилзит у Жилински и Борис се събираха на обеди и закуски френските офицери от гвардията и от главния френски щаб.

На 24 юни вечерта граф Жилински, съквартирантът на Борис, даде вечеря на своите познати французи. На тая вечеря имаше почетен гост — един адютант на Наполеон, неколцина офицери от френската гвардия и едно младо момче от старо аристократическо френско семейство, паж на Наполеон. Същата вечер Ростов, използувайки тъмнината, за да не го познаят, в цивилно облекло пристигна в Тилзит и влезе в квартирата на Жилински и на Борис.

В Ростов, както и в цялата армия, от която той бе пристигнал, още съвсем не бе настъпил оня обрат относно Наполеон и французите, превърнали се от врагове в приятели, който бе станал в главната квартира и в Борис. В армията все още продължаваха да изпитват предишното смесено чувство на злоба, презрение и страх към Бонапарт и французите. Дори неотдавна, разговаряйки с един казашки платовски офицер, Ростов спореше за това, че ако биха пленили Наполеон, биха се отнесли с него не като с император, а като с престъпник. Дори неотдавна, когато срещна по пътя един френски ранен полковник. Ростов се разгорещи, доказвайки му, че не може да се сключи мир между законния цар и престъпника — Бонапарт. Затова Ростов бе странно поразен, когато видя в жилището на Борис френски офицери в същите мундири, на които бе свикнал да гледа съвсем иначе от фланкьорската верига. Щом съгледа надничащия от вратата френски офицер, изведнъж го обзе чувството на войнственост, на враждебност, което изпитваше винаги щом видеше неприятел. Той се спря на прага и запита на руски тук ли живее Друбецкой. Като чу чужд глас в антрето, Борис излезе да го посрещне. Когато позна Ростов, лицето му в първия миг изрази раздразнение.

Въпреки това той се приближи, усмихвайки се, към него.

— Ах, ти ли си, много ми е драго, много ми е драго, че те виждам — каза той. Но Ростов съзря неговото първо проявление.

— Изглежда, че съм дошъл не навреме — рече той, — не бих дошъл, но имам една работа — каза той студено…

— Не, аз само се учудвам как си пристигнал от полка. Dans un moment, je suis à vous^[4] — отговори той на някого, който го викаше.

— Виждам, че съм дошъл не навреме — повтори Ростов.

Изразът на раздразнение бе изчезнал вече от лицето на Борис; личеше, не бе обмислил и решил какво да прави и с особено спокойствие го хвана за двете ръце и го заведе в съседната стая. Очите на Борис, които гледаха Ростов спокойно и твърдо, бяха сякаш застлани с нещо, сякаш някаква преграда — сините очила на светското държане бяха сложени на тях. Тъй се стори на Ростов.

— Ах, стига, моля ти се, може ли ти да си дошъл не навреме — каза Борис. Борис го заведе в стаята, дето бе сложена вечерята, запозна го с гостите, като каза името му и обясни, че той не е цивилен, но хусарски офицер, стар негов приятел. — Граф Жилински, le comte N.N., le capitaine S.S.^[5] — именуваше той гостите. Ростов гледаше намръщено французите, покланяше се неохотно и мълчеше.

Личеше, че Жилински не се зарадва от това ново руско лице в техния кръг и не каза нищо на Ростов. Борис като че не забелязваше причиненото от новодошлия стеснение и със същото приятно спокойствие и замрежен поглед, с които посрещна Ростов, се мъчеше да съживи разговора. Един от французите се обърна с обикновената френска учтивост към упорито мълчащия Ростов и му каза, че той навярно е пристигнал в Тилзит, за да види императора.

— Не, имам работа — отговори накъсо Ростов.

Настроението на Ростов се развали веднага щом забеляза неудоволствието по лицето на Борис и както става винаги с хора, чието настроение е лошо, нему се струваше, че всички го гледат накриво и че пречи на всички. И наистина той пречеше на всички и самичък оставаше извън завързалия се наново общ разговор. „И защо седи тук?“ — казваха погледите, отправени от гостите към него. Той стана и се приближи до Борис.

— Аз те притеснявам — каза му тихо той, — ела да поговорим по работа и ще си отида.

— Не, никак — рече Борис. — А ако си уморен, да отидем в моята стая и легни да си починеш.

— Наистина…

Влязоха в малката стаичка, дето спеше Борис. Без да седне, Ростов веднага с раздразнение — сякаш Борис беше виновен за нещо пред него — почна да му разправя историята на Денисов, като го попита иска ли и може ли да помоли царя за Денисов чрез своя генерал и пак чрез генерала да предаде писмото до царя. Когато останаха насаме, Ростов за пръв път се увери, че му беше стеснително да гледа Борис в очите. Борис, кръстосал крак върху крак и като поглаждаше с лявата си ръка тънките пръсти на дясната, слушаше Ростов тъй, както генерал слуша доклад от подчинен, ту поглеждайки встрани, ту със същата замреженост на погледа гледайки Ростов право в очите. При всяко негово поглеждане на Ростов му ставаше неудобно и той навеждаше очи.

— Чух такова нещо и знам, че в подобни случаи царят е много строг. Мисля, че не бива да стига до негово величество. Според мене по-добре ще е да се помоли направо корпусният командир… Но изобщо мисля, че…

— Значи, не искаш да направиш нищо, тъй си кажи! — почти викна Ростов, без да гледа Борис в очите.

Борис се усмихна:

— Напротив, ще направя, каквото мога, само че мисля…

В това време се чу гласът на Жилински, който викаше Борис.

— Хайде, върви, върви — каза Ростов и след като се отказа от вечерята и остана сам в малката стаичка, дълго се разхожда там напред-назад и слушаше веселите френски разговори в съседната стая.

Глава XIX

Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.

13-го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.

— Je voudrais voir le grand homme,^[1] — сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.

— Vous parlez de Buonaparte?^[2] — сказал ему улыбаясь генерал.

Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.

— Mon prince, je parle de l’empereur Napoléon,^[3] — отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.

— Ты далеко пойдешь, — сказал он ему и взял с собою.

Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.

Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.

24-го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.

В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником-Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по-русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.

— Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, — сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.

— Я не во время кажется, — сказал он, — я бы не приехал, но мне дело есть, — сказал он холодно…

— Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. — «Dans un moment je suis à vous»,^[4] — обратился он на голос звавшего его.

— Я вижу, что я не во время, — повторил Ростов.

Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем-то, как будто какая-то заслонка — синие очки общежития — были надеты на них. Так казалось Ростову.

— Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, — сказал Борис. — Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. — Граф Жилинский, le comte N. N., le capitaine S. S.,^[5] — называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.

Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.

— Нет, у меня есть дело, — коротко ответил Ростов.

Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.

— Однако я тебя стесняю, — сказал он ему тихо, — пойдем, поговорим о деле, и я уйду.

— Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.

— И в самом деле…

Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем — как будто Борис был в чем-нибудь виноват перед ним — начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис, заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.

— Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По-моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…

— Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! — закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.

Борис улыбнулся: — Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…

В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.

— Ну иди, иди, иди… — сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.