Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори том
Война и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
VII
Страшното известие за Бородинското сражение, за нашите загуби в убити и ранени, и още по-страшното известие за загубването на Москва се получиха във Воронеж към средата на септември. Княжна Маря бе научила за раняването на брат си само от вестниците и тъй като нямаше никакви определени сведения за него, бе се приготвила, както чу Николай (лично той не бе я видял), да тръгне да търси княз Андрей.
Когато научи за Бородинското сражение и за изоставянето на Москва, Ростов не че усети отчаяние, злоба или желание за мъст и други подобни чувства, но изведнъж му стана отегчително, досадно във Воронеж, някак си срамно и неловко. Всички приказки, които чуваше, му се струваха лицемерни; той не знаеше как да преценява всичко това и чувствуваше, че само в полка всичко отново ще му стане ясно. Той бързаше сега да привърши с покупката на конете и често кипваше несправедливо срещу своя слуга и вахмистъра.
Няколко дни преди заминаването на Ростов в катедралата беше определен молебен по случай победата, спечелена от руските войски, и Николай отиде на църква. Той застана наблизо зад губернатора и със служебна солидност, като размисляше за най-различни неща, стоя до края на църковната служба. Когато молебенът свърши, губернаторшата го повика да отиде при нея.
— Видя ли княжната? — рече тя, като посочи с глава една дама в черно, застанала зад клироса.
Николай веднага позна княжна Маря не толкова по профила, който се виждаше под шапката, колкото по чувството на предпазливост, страх и жалост, което веднага го обзе. Княжна Маря, очевидно потънала в мислите си, се кръстеше преди излизането си от църква.
Николай с учудване гледаше лицето й. То беше същото лице, което бе виждал по-рано, то имаше същото изражение на тънка, вътрешна, духовна работа, но сега беше съвсем иначе осветено. В него имаше трогателно изражение на тъга, на молба и надежда. Както се случваше и по-рано с Николай, когато биваше в нейно присъствие, той, без да чака подканването на губернаторшата да отиде при нея, без да се запита хубаво ли, прилично ли ще бъде, или не да й заговори тук, в църквата, отиде при нея и каза, че е чул за нейната скръб и че от сърце й съчувствува. Щом чу гласа му, изведнъж лицето й се озари от ярка светлина, която осветляваше едновременно и тъгата, и радостта й.
— Едно нещо исках да ви кажа, княжна — рече Ростов, — то е, че ако княз Андрей Николаевич не беше жив, за него, като полкови командир, вестниците веднага биха съобщили това.
Княжната го гледаше, без да разбира думите му, но се радваше на израза на съчувствуващо страдание, изписано върху лицето му.
— И аз знам толкова случаи, когато рана от парче (във вестниците пише — от граната) е или веднага смъртоносна, или, напротив, много лека — каза Николай. — Трябва да се надяваме за по-добро и аз съм уверен…
Княжна Маря го прекъсна.
— О, то би било толкова ужа… — почна тя и като не можа да довърши от вълнение, приведе глава с грациозно движение (както всичко, което правеше пред него), погледна го благодарно и тръгна след леля си.
Тая вечер Николай никъде не отиде на гости и остана в къщи, за да довърши някои сметки с продавачите на конете. Когато привърши работата си, беше вече късно да отива някъде, но рано, за да легне да спи, и Николай дълго се разхожда напред-назад из стаята, като мислеше за живота си, което рядко се случваше с него.
Княжна Маря му бе направила приятно впечатление край Смоленск. Това, че я бе срещнал тогава при такива особени условия, и това, че някога майка му тъкмо нея сочеше като богата партия, подействува така, че тя, особено привлече вниманието му. Във Воронеж, през време на неговото посещение, това впечатление беше не само приятно, но и силно. Николай бе поразен от оная особена нравствена красота, която тоя път забеляза в нея. Ала той се канеше да заминава и през ум не му минаваше да съжали, че заминавайки от Воронеж, той се лишава от възможността да вижда княжната. Но днешната среща с княжна Маря в църквата (Николай чувствуваше това) легна по-дълбоко в сърцето му, отколкото бе предвиждал, и по-дълбоко отколкото би желал за спокойствието си. Това бледно, тънко, тъжно лице, тоя лъчист поглед, тия тихи грациозни движения и най-главното — тая дълбока и нежна тъга, изразена във всичките й черти, го тревожеха и изискваха неговото съчувствие. Ростов не можеше да понася в мъжете изражение на висш духовен живот (затова и не обичаше княз Андрей), презрително наричаше това философия, мечтателност; но в княжна Маря тъкмо в тая тъга, която показваше цялата глъбина на тоя чужд за Николай духовен свят, той чувствуваше неотразима привлекателност.
„Трябва да е чудно момиче! Същински ангел! — казваше си той. — Защо не съм свободен, защо избързах със Соня?“ И той неволно направи сравнение между двете; бедност в едната и богатство в другата на ония духовни дарове, които Николай нямаше и които поради това тъй високо ценеше. Той се опита да си представи какво би било, ако беше свободен. Как би й направил предложение и как тя би станала негова жена. Не, не можеше да си представи това. Ставаше му страшно и никакви ясни образи не изпъкваха. Със Соня той отдавна вече бе си оформил бъдещата картина; и всичко беше просто и ясно тъкмо защото бе измислено и той знаеше всичко, каквото имаше Соня; но с княжна Маря не можеше да си представи бъдещия живот, защото не я разбираше, а само я обичаше.
В мечтите на Соня имаше нещо весело, каквото има в игрите. Но да мисли за княжна Маря — това винаги му биваше трудно и малко страшно.
„Как се молеше тя! — спомни си той. — Личеше, че цялата й душа беше в молитвата. Да, това е молитвата, която раздвижва планини, и аз съм уверен, че молитвата й ще бъде изпълнена. Защо аз не се моля за онова, което ми е необходимо? — каза си той. — Какво ми е необходимо? Свобода, разделяне със Соня. Право каза тя — спомни си той думите на губернаторшата, — няма да излезе от женитбата ми с нея нищо друго освен нещастие. Бъркотия, скръб за maman… сметките… бъркотия, страшна бъркотия! А пък аз и не я обичам. Да, не я обичам както трябва. Боже мой! Изведи ме от това ужасно, безизходно положение! — почна той неочаквано да се моли. — Да, молитвата може да раздвижи планина, но трябва да вярваш и да се молиш не тъй, както ние като деца се молихме с Наташа — снегът да стане на захар — и изтичвахме вън да опитаме става ли снегът захар. Не, но аз не се моля сега за празни работи“ — каза той, сложи лулата в ъгъла и като събра ръце, застана пред иконите. И умилен от спомена за княжна Маря, той почна да се моли тъй, както отдавна не бе се молил. Когато Лаврушка влезе с някакви книжа, очите и гърлото на Ростов бяха пълни със сълзи.
— Глупако, какво се въвираш, когато не те викат! — каза Николай, като бързо промени положението си.
— От губернатора — каза със сънен глас Лаврушка, — куриер дойде, писмо за вас.
— Е, добре, благодаря, върви си!
Николай взе две писма. Едното беше от майка му, другото от Соня. Той ги позна по почерците и разтвори първо писмото от Соня. Преди още да бе прочел няколко реда, лицето му побледня и очите му уплашено и радостно се разтвориха.
— Не, това не може да бъде! — каза гласно той. Той не можеше да седи на едно място и с писмото в ръце почна да се разхожда из стаята и да го чете. Той го прегледа набързо, сетне го прочете веднъж, дваж и като дигна рамене и разпери ръце, спря насред стаята с отворена уста и втренчени очи. Онова, за което току-що бе се молил с увереност, че Бог ще изпълни молбата му, беше изпълнено; но Николай беше учуден от това така, като че то беше нещо необикновено, като че никога не бе го очаквал и като че тъкмо това, че тъй бързо се бе изпълнило, доказваше, че то произхождаше не от Бога, когото той бе молил, а от обикновена случайност.
Оня неразрешим наглед възел, който обвързваше свободата на Ростов, бе разрешен с това неочаквано (както се струваше на Николай), непредизвикано от нищо писмо от Соня. Тя пишеше, че последните нещастни обстоятелства, загубата на почти цялото имущество на Ростови в Москва и неведнъж изказваното от графинята желание — Николай да се ожени за княжна Болконска, както и неговото мълчание и студенина напоследък — всичко това я накарало да реши да се откаже от неговото обещание и да му даде пълна свобода.
„Мене ми беше извънредно тежко да мисля, че мога да бъда причина за скръб или раздор в семейството, което ме е облагодетелствувало — пишеше тя, — и моята обич има само една цел — да донесе щастие, на ония, които обичам; и затова, моля ви, Nicolas, да се смятате свободен и да знаете, че въпреки всичко никой не може да ви обича повече от вашата Соня.“
Двете писма бяха от Троица. Другото беше от графинята. В него се описваха последните дни в Москва, заминаването, пожарът и загубването на цялото им състояние. Между другото графинята пишеше, че заедно с ранените пътувал с тях и княз Андрей. Положението му било много опасно, но сега докторът казвал, че имало по-голяма надежда. Соня и Наташа се грижели като болногледачки за него.
На другия ден Николай отиде с това писмо при княжна Маря. Нито Николай, нито княжна Маря не споменаха ни дума какво можеха да значат думите: „Наташа се грижи за него“, но благодарение на това писмо Николай изведнъж се сближи с княжната почти до роднински отношения.
На следния ден Ростов изпрати княжна Маря за Ярославъл, а след няколко дни и той замина за полка си.
Глава VII
Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как-то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
— Ты видел княжну? — сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из-под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
— Я одно хотел вам сказать, княжна, — сказал Ростов, — это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
— И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, — говорил Николай. — Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
— О, это было бы так ужа… — начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда-нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное — эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! — говорил он сам с собою. — Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что-то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! — вспомнил он. — Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? — вспомнил он. — Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, — вспомнил он слова губернаторши, — кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! — начал он вдруг молиться. — Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», — сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими-то бумагами.
— Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! — сказал Николай, быстро переменяя положение.
— От губернатора, — заспанным голосом сказал Лаврушка, — кульер приехал, письмо вам.
— Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
— Нет, это не может быть! — проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что-то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время — все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.
«Мне слишком тяжело было думать, что я могу быть причиной горя или раздора в семействе, которое меня облагодетельствовало, — писала она, — и любовь моя имеет одною целью счастье тех, кого я люблю; и потому я умоляю вас, Nicolas, считать себя свободным и знать, что несмотря ни на что, никто сильнее не может вас любить, как ваша Соня».
Оба письма были из Троицы. Другое письмо было от графини. В письме этом описывались последние дни в Москве, выезд, пожар и погибель всего состояния. В письме этом, между прочим, графиня писала о том, что князь Андрей в числе раненых ехал вместе с ними. Положение его было очень опасно, но теперь доктор говорит, что есть больше надежды. Соня и Наташа, как сиделки, ухаживают за ним.
С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.