Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори том
Война и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
V
Рано сутринта на другия ден грохналият Кутузов стана, помоли се Богу, облече се и с неприятното съзнание, че трябва да ръководи сражение, което не одобряваше; седна в каляската си и замина от Леташевка, пет версти отвъд Тарутино, към мястото, дето трябваше да бъдат събрани настъпващите колони. Кутузов пътуваше, като задрямваше и се събуждаше, заслушан дали вдясно няма гърмежи и дали не е почнало сражението. Но всичко беше още тихо. Току бе почнал да съмва влажен и навъсен есенен ден. Когато наближи Тарутино, Кутузов видя кавалеристи, които водеха коне на водопой през пътя, по който минаваше каляската. Кутузов се загледа в тях, спря каляската и ги попита от кой полк са. Кавалеристите бяха от оная колона, която трябваше да бъде вече далеч напред в засада. „Грешка може би“ — помисли старият главнокомандуващ. Но като отиде още по-нататък, видя пехотни полкове, пушки на пирамиди, войници, които отиваха за чорба и дърва по бели гащи. Извикаха един офицер. Офицерът доложи, че не е имало никаква заповед да потеглят.
— Как не е има… — почна Кутузов, но веднага млъкна и заповяда да извикат старшият офицер. Той слезе от каляската и с наведена глава, като дишаше тежко и се разхождаше напред-назад, зачака мълчалив. Когато повиканият офицер от генералния щаб Айхен дойде, Кутузов стана тъмночервен не защото тоя офицер бе причина за грешката, но за туй, че той бе достоен обект, за да излее върху него гнева си. И цял разтреперан, задъхан, старият човек, докаран до онова състояние на ярост, в което изпадаше, когато се търкаляше по земята от гняв, се нахвърли на Айхен, заканваше се с ръце, викаше и ругаеше с улични думи. Друг един, случайно попаднал, капитан Брозин, съвсем невинен, понесе същата участ.
— Тоя пък мошеник кой е? Да се разстреля! Мерзавци! — викаше хрипкаво той, като размахваше ръце и се олюляваше. Той изпитваше физическо страдание. Той, главнокомандуващият, светлейшият, когото всички уверяват, че никой никога в Русия не е имал такава власт, каквато има той, той е поставен в това положение — да стане за смях на цялата армия. „Напразно толкова се старах да се моля за днешния ден, напразно цялата нощ не спах и обмислях всичко! — мислеше си той. — Когато бях хлапак офицер, никой не би посмял така да се подиграе с мене… А сега!“ Той изпитваше физическо страдание като от телесно наказание и не можеше да не го изрази с гневни и страдалчески викове; ала силите му скоро отслабнаха и като погледна наоколо си и почувствува, че много лоши неща е наговорил, седна в каляската и потегли мълчаливо назад.
Изленият гняв вече не се върна и като премигваше слабо, Кутузов слушаше оправданията и думите на защитата (Ермолов не се яви пред него чак до другия ден) и настояванията на Бенигсен, Коновницин и Тол неуспялото придвижване да се извърши на другия ден. И Кутузов отново трябваше да се съгласи.
Глава V
На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», — подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
— Как не бы… — начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
— Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! — хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение — поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! — думал он о самом себе. — Когда был мальчишкой-офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.