Лев Толстой
Война и мир (126)

Лев Толстой
Война и мир (126)

XXIV

Нямаше църковен годеж и никому не бе съобщено за годявката на Болконски и Наташа; за това настоя княз Андрей. Каза, че тъй като той е причина за отлагането, трябва да понесе цялата му тежест. Той каза, че се е свързал завинаги с думата си, но че не иска да обвързва Наташа и й оставя пълна свобода. Ако след половин година тя почувствува, че не го обича, ще има право да му откаже. От само себе си се разбира, че нито родителите, нито Наташа искаха и да чуят това; но княз Андрей настояваше на своето. Княз Андрей ходеше всеки ден у Ростови, но не се държеше с Наташа като годеник: той й говореше на вие и целуваше само ръката й. След деня на предложението между княз Андрей и Наташа се установиха съвсем различни от по-раншните отношения — близки и непринудени. Сякаш досега, те не бяха се познавали. И той, и тя обичаха да си спомнят как се гледаха един друг, когато бяха още никакви; сега и двамата се чувствуваха съвсем други същества: тогава престорени, сега естествени и искрени. В семейството изпърво чувствуваха неловкост в отношенията си с княз Андрей; той им се струваше човек от чужд свят и Наташа дълго приучваше домашните си да свикнат с княз Андрей и с гордост уверяваше всички, че той само изглежда такъв особен, а е както всички, и че тя не се страхува от него, и че никой не трябва да се страхува от него. След няколко дни в семейството свикнаха с него и без да се стесняват, караха пред него предишния си начин на живот, в който участвуваше и той. Той умееше да разговаря с графа за стопанството, с графинята и с Наташа — за премените, а за албуми и шиене на гергеф — със Соня. Понякога домашните от семейство Ростови приказваха помежду си, а и пред княз Андрей, учудвайки се — как се бе случило всичко това и колко очевидни са били предзнаменованията: и пристигането на княз Андрей в Отрадное, и тяхното отиване в Петербург, и приликата между Наташа и княз Андрей, който бе забелязала бавачката при първото пристигане на княз Андрей, и спречкването в 1805 година между Андрей и Николай, и много още други предзнаменования виждаха домашните за това, което се бе случило.

В къщата цареше онова поетично отегчение и мълчаливост, които съпътствуват винаги присъствието на годеник и годеница. Често, когато седяха заедно, всички мълчаха. Понякога ставаха и излизаха и годеникът, и годеницата, останали сами, все тъй мълчаха. Те рядко говореха за бъдещия си живот. Княз Андрей се страхуваше и стесняваше да говори за това. Наташа споделяше това чувство, както и всичките му чувства, които постоянно долавяше. Веднъж Наташа почна да го разпитва за сина му. Княз Андрей се изчерви, което сега често се случваше с него и което Наташа особено обичаше, и каза, че синът му няма да живее при тях.

— Защо? — рече уплашено Наташа.

— Не мога да го взема от дядо му и освен туй…

— Как бих го обичала! — рече Наташа, която веднага бе усетила мисълта му. — Но знам, вие искате да няма поводи за обвинения към вас и към мене.

Понякога старият граф дохождаше при княз Андрей, целуваше го и му искаше съвет по възпитанието на Петя или по службата на Николай. Като ги гледаше, старата графиня въздишаше. Соня всеки миг се боеше да не е излишна и се мъчеше да намира предлози, за да ги оставя сами дори когато това не им трябваше. Когато княз Андрей говореше, (той разказваше много хубаво), Наташа с гордост го слушаше; когато тя говореше, забелязваше със страх и радост, че той внимателно и изпитателно я гледаше. Тя с недоумение се питаше: „Какво търси той в мене? Какво, ли иска с тоя поглед? Ами ако в мене няма онова, което той търси с тоя поглед?“ Понякога тя изпадаше в присъщото й безумно-весело душевно настроение и тогава особено обичаше да, слуша и гледа как се смее княз Андрей. Той се смееше рядко, но затова пък, когато се смееше, цял се отдаваше на смеха си и всеки път след такъв смях тя се усещаше по-близка с него. Наташа щеше да бъде напълно щастлива, ако мисълта за предстоящата и наближаваща раздяла не я плашеше.

В навечерието на заминаването си от Петербург княз Андрей доведе със себе си Пиер, който от вечерта на бала ни веднъж не беше дохождал у Ростови. Пиер изглеждаше объркан и смутен. Той разговаряше с майката. Наташа седна със Соня до шахматната масичка и по тоя начин повика княз Андрей при себе си. Той се приближи до тях.

— Вие отдавна познавате Безухов, нали? — попита той. — Обичате ли го?

— Да, той е чудесен, но много смешен.

И както винаги, когато говореше за Пиер, тя почна да разправя анекдоти за разсеяността му, анекдоти, които дори измисляха за него.

— Знаете ли, аз му, поверих нашата тайна — каза Андрей. — Аз го познавам от детинство. Той има златно сърце. Моля ви, Натали — рече той изведнъж сериозно, — аз ще замина. Бог знае какво може да се случи. Вие може да разлю… Добре, знам, че не трябва да говоря, за това. Но едно нещо — каквото и да се случи с вас, когато мене няма да ме има…

— Но какво ще се случи?…

— Каквато и скръб да дойде — продължи княз Андрей, — моля ви, mademoiselle Sophie, каквото и да се случи, обърнете се единствено към него за съвет и помощ. Той е най-разсеяният и смешен човек, но има най-златното сърце.

Нито бащата, нито майката, нито самият княз Андрей не можеха да предвидят как ще подействува на Наташа раздялата с годеника й. Червена и развълнувана, със сухи очи, тя цял ден се разхождаше из къщи, занимавайки се с най-незначителни работи, сякаш не разбираше какво я очаква. Тя не плака дори в мига, когато при сбогуването той й целуна за последен път ръка.

— Не заминавайте! — промълви само тя с такъв, глас, който го накара да се замисли дали наистина не трябва да остане и който по-късно дълго време си спомняше. Когато той замина, тя пак не плака; но няколко дни седя в стаята си, без да плаче, не се интересуваше от нищо и само от време на време повтаряше: „Ах, защо замина той!“

Но две седмици след заминаването му, също тъй неочаквано за околните, тя се съвзе от нравствената си болест, стана същата, каквато беше по-рано, само че с променена нравствена физиономия, както децата след дълга болест стават от леглото с други лица.

Глава XXIV

Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем, теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805-м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.

В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.

— Отчего? — испуганно сказала Наташа.

— Я не могу отнять его у деда и потом…

— Как бы я его любила! — сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.

Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего-то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно-веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.

Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.

— Вы ведь давно знаете Безухова? — спросил он. — Вы любите его?

— Да, он славный, но смешной очень.

И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.

— Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, — сказал князь Андрей. — Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, — сказал он вдруг серьезно; — я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, — чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…

— Что ж случится?…

— Какое бы горе ни было, — продолжал князь Андрей, — я вас прошу, m-lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.

Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. — Не уезжайте! — только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: — Ах, зачем он уехал!

Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.