Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори том
Война и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
XI
Анатол Курагин живееше в Москва, защото баща му го бе отпратил от Петербург, дето той харчеше повече от двайсет хиляди на година и правеше още толкова дългове, които кредиторите искаха от баща му.
Бащата каза на сина си, че за последен път плаща половината от дълговете му, но само при условие, че ще отиде в Москва като адютант на главнокомандуващия, длъжност, която той му бе издействувал, и че ще се опита най-сетне да се ожени там за богата мома. Той му посочи княжна Маря и Жули Карагина.
Анатол се съгласи и замина за Москва, дето отседна у Пиер. Пиер прие Анатол отначало с неудоволствие, но след това свикна с него, понякога ходеше на неговите гуляи и му даваше пари под предлог на заем.
Както с право казваше за него Шиншин, откак бе пристигнал в Москва, Анатол бе подлудил всички московски госпожи и особено с това, че ги пренебрегваше и вместо тях предпочиташе очевидно циганките и френските актриси, с ръководителката на които — mademoiselle Georges, бил, както разправяха, в близки отношения. Той не пропускаше нито един гуляй у Долохов, както и у други московски веселяци, пиеше по цели нощи, като задминаваше всички в пиенето, и ходеше по всички вечерни приеми и балове на висшето общество. Разправяха, за няколко любовни истории с московски дами и на баловете той ухажваше някои. Но с моми, и особено с богати моми за омъжване, повечето от които бяха грозни, не се сближаваше, още повече, защото Анатол — нещо, което никой друг освен най-близките му приятели не знаеше — беше женен от две години. Преди две години, през един престой на полка му в Полша, един беден полски помешчик принуди Анатол да се ожени за дъщеря му.
Анатол много скоро остави жена си и срещу пари, които се задължи да изпраща на тъста си, уговори правото си да минава за ерген.
Анатол винаги беше доволен от, положението си, от себе си и от другите. Инстинктивно, с цялото си същество той бе убеден, че не може да живее иначе освен тъй, както живееше, и че никога през живота си не е направил нещо лошо. Той не бе в състояние да обмисли нито как могат да се отразят неговите постъпки на другите, нито какво може да излезе от тая или оная негова постъпка. Беше убеден, че както патицата е създадена да живее във водата, така и той е сътворен от Бога да живее с тридесет хиляди доход и да заема винаги висше положение в обществото. Той така твърдо вярваше в това, че и другите, като го гледаха, бяха убедени в това и не му отказваха нито висше положение в обществото, нито пари, които той, очевидно без да ги връща, вземаше в заем, от когото му паднеше.
Той не беше картоиграч или поне никога не желаеше да печели на карти, дори не съжаляваше, когато губи. Не беше славолюбив. Беше му съвсем безразлично какво мислеха за него. Още по-малко можеше да бъде обвинен в честолюбие. Той няколко пъти ядосва баща си, като проваляше кариерата си и се надсмиваше на всички почести. Не беше скъперник и никому не отказваше, когато го молеха за нещо. Едно само обичаше той — веселби и жени; и тъй като, според него, в тия склонности нямаше нищо неблагородно, а не можеше да обмисля какво произлизаше за другите от задоволяването на неговите склонности, пред себе си той се смяташе за безукорен човек, презираше искрено подлеците и лошите хора и със спокойна съвест държеше високо главата си.
У гуляйджиите, у тия мъжки магдалини, има скрито чувство на съзнание, че са невинни, също каквото имат и магдалините-жени, основано на същата надежда за прошка. „Всичко ще й бъде простено, защото много е любила; и нему всичко ще му бъде простено, защото много се е веселил.“
Долохов, който тая година пак се бе появил в Москва след изгнанието и персийските си похождения и който водеше богат картоиграчески и гуляйджийски живот, се сближи със стария си петербургски другар Курагин и го използуваше за свои цели.
Анатол искрено обичаше Долохов за неговия ум и за, юначността му; Долохов, комуто бяха необходими името, знатността и връзките на Анатол Курагин като примамка за картоиграческата му компания от богати младежи, използуваше и се забавляваше с Курагин, но не му даваше да усети това. Освен сметката, според която Анатол му бе потребен, самият процес — да управлява чужда воля, беше наслада, навик и нужда за Долохов.
Наташа направи силно впечатление на Курагин. На вечерята след театъра той с опитността на познавач изреждаше пред Долохов качествата на нейните ръце, рамене, нозе и коси и съобщи решението си да я ухажва. Анатол не можеше да обмисли и да знае какво можеше да излезе от това ухажване, както никога не знаеше какво ще излезе от всяка негова постъпка.
— Хубава е, драги, но не е за нас — каза му Долохов.
— Ще кажа на сестра си да я покани на обяд — рече Анатол. — А?
— Ти по-добре почакай, когато се омъжи…
— Нали знаеш — каза Анатол, — j’adore les petites filles[1]: веднага ще й се замае главата.
— Ти веднъж си изпати с petite fille[2] — рече Долохов, който знаеше за женитбата на Курагин. — Внимавай!
— Е, два пъти не може! А? — каза Анатол и се разсмя добродушно.
Глава XI
Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых — mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин-женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья — Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
— Хороша, брат, да не про нас, — сказал ему Долохов.
— Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, — сказал Анатоль. — А?
— Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
— Ты знаешь, — сказал Анатоль, — j’adore les petites filles:[1] — сейчас потеряется.
— Ты уж попался раз на petite fille,[2] — сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. — Смотри!
— Ну уж два раза нельзя! А? — сказал Анатоль, добродушно смеясь.