Лев Толстой
Война и мир (123)

Лев Толстой
Война и мир (123)

XXI

Като един от най-почетните гости, Пиер трябваше да играе бостон с Иля Андреич, генерала и полковника. На масата за игра Пиер трябваше да седне срещу Наташа и го порази странната промяна, която бе станала с нея след бала. Наташа беше мълчалива и не само че не бе тъй хубава, както бе на бала, но щеше да бъде грозна, ако нямаше такъв кротък и равнодушен към всичко вид.

„Какво е станало с нея?“ — помисли Пиер и я погледна. Тя седеше при сестра си до чайната маса и неохотно, без да го поглежда, отговаряше нещо на Борис, който бе приседнал до нея. След като изигра цяла боя и прибра, за удоволствие на партньора си, пет бити карти на противника си, Пиер чу, докато се прибираха картите, поздравителни думи и нечии стъпки в стаята и отново я погледна.

„Какво е станало с нея?“ — още по-учудено си каза той.

Княз Андрей бе застанал пред нея с внимателно-нежно изражение и й приказваше нещо. Тя го гледаше, дигнала глава, поруменяла и очевидно опитвайки се да сдържи поривистото си дишане. И ярката светлина от някакъв вътрешен, угаснал преди това огън отново гореше в нея. Тя цяла се бе преобразила. От грозна — тя пак бе станала такава, каквато беше на бала.

Княз Андрей се приближи до Пиер и Пиер забеляза и в лицето на приятеля си ново, младежко изражение.

През време на играта Пиер няколко пъти променя мястото си, ту гърбом, ту с лице към Наташа, и в продължение на шест робера прави наблюдение върху нея и върху своя приятел.

„Нещо твърде важно става между тях“ — мислеше Пиер и едно радостно и в същото време горчиво чувство го караше да се вълнува и да забравя играта.

След шестте робера генералът стана, като каза, че тъй е невъзможно да се играе, и Пиер бе освободен. На една страна Наташа говореше със Соня и Борис. Вера с тънка усмивка приказваше за нещо с княз Андрей. Пиер се приближи до приятеля си, попита ги дали разговорът им не е тайна и седна при тях. Вера, забелязала вниманието на княз Андрей към Наташа, реши, че на такава вечер, на една истинска вечер, е съвсем необходимо да има тънки загатвания за чувствата и като улучи време, когато княз Андрей беше сам, започна с него разговор за чувствата въобще и за сестра си. С такъв умен (какъвто смяташе княз Андрей) гостенин тя трябваше да приложи на дело дипломатическото си изкуство.

Когато Пиер отиде при тях, забеляза, че Вера беше самодоволно увлечена от разговора, а княз Андрей (което рядко се случваше с него) изглеждаше смутен.

— Как мислите? — каза с тънка усмивка Вера. — Вие, княже, сте толкова проницателен и така изведнъж разбирате характера на хората. Какво мислите за Натали, може ли да бъде постоянна в своята обич, може ли, тъй както другите жени (Вера разбираше себе си), да се влюби веднъж в някого и да му бъде вярна завинаги? Това аз смятам за истинска любов. Как мислите, княже?

— Аз съвсем малко познавам вашата сестра — отговори княз Андрей, усмихнат насмешливо, с което искаше да скрие смущението си, — за да реша такъв деликатен въпрос; и освен това забелязал съм, че колкото по-малко се харесва една жена, толкова по-постоянна е тя — добави той и погледна Пиер, който в това време се бе приближил до тях.

— Да, вярно е, княже; в наше време — продължи Вера (тя спомена — наше време, както изобщо обичат да го споменават ограничените хора, които смятат, че са намерили и оценили особеностите на нашето време и че характерното у хората се променя с времето), — в наше време девойката има такава свобода, че le plaisir d’être courtisée^[1] често заглушава в нея истинското чувство. Et Natalie, il faut l’avouer, y est très sensible.^[2] — Новото споменаване на Натали накара княз Андрей отново да се намръщи неприятно; той искаше да стане, но Вера продължи с още по-изтънчена усмивка.

— Мисля, че никоя не е била толкова courtisée^[3], колкото тя — рече Вера, — но никога до най-последно време никого сериозно не е харесвала. Ето, вие знаете, нали, графе — обърна се тя към Пиер, — дори нашият мил cousin Борис, който беше entre nous^[4] доста и доста навлязъл dans le pays du tendre^[5]… — каза тя, загатвайки за модната по това време карта на любовта.

Намръщен, княз Андрей мълчеше.

— Вие сте приятели с Борис, нали? — попита го Вера.

— Да, познавам го…

— Той сигурно ви е разправял за детската си любов и за Наташа.

— Имало ли е детска любов? — попита княз Андрей, като неочаквано изведнъж се изчерви.

— Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimité mène quelque fois à l’amour: le cousinage est un dangereux voisinage. N’est ce pas?^[6]

— О, без съмнение — рече княз Андрей и изведнъж, оживявайки се неестествено, почна да се шегува с Пиер, че трябва да бъде предпазлив в отношенията си с петдесетгодишните си московски братовчедки, и посред шеговития разговор стана, хвана под ръка Пиер и го отведе встрани.

— Е, какво? — каза Пиер, който гледаше с учудване това странно оживление на приятеля си и бе забелязал погледа, хвърлен от него към Наташа, когато ставаше.

— Аз трябва, трябва да поприказвам с тебе — каза княз Андрей. — Ти знаеш нашите женски ръкавици (той говореше за масонските ръкавици, които се даваха на току-що избрания нов брат, за да ги предаде на любимата жена). Аз… Но не, сетне ще поприказвам с тебе… — И с чудноват блясък в очите и неспокойствие в движенията княз Андрей се приближи до Наташа и седна при нея. Пиер видя, че княз Андрей я попита нещо и тя пламнала му отговори.

Но в това време Берг отиде при Пиер и го помоли настоятелно да вземе участие в спора между генерала и полковника по испанските работи.

Берг беше доволен и щастлив. Радостната усмивка не изчезваше от лицето му. Вечерта беше много добра и съвсем такава, каквито и другите вечери, които той бе виждал. Всичко приличаше на тия вечери. И дамските тънки разговори, и играта на карти, и в играта — генералът, който издигаше гласа си, и самоварът, и сладкишите. Но едно нещо само липсваше, онова, което той всякога бе виждал на вечерите, на които искаше да подражава. Липсваше гръмлив разговор между мъжете и спор за нещо важно и умно. Генералът започна такъв разговор и тъкмо в него Берг въвлече Пиер.

Глава XXI

Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.

«Что с ней?» подумал Пьер, взглянув на нее. Она сидела подле сестры у чайного стола и неохотно, не глядя на него, отвечала что-то подсевшему к ней Борису. Отходив целую масть и забрав к удовольствию своего партнера пять взяток, Пьер, слышавший говор приветствий и звук чьих-то шагов, вошедших в комнату во время сбора взяток, опять взглянул на нее.

«Что с ней сделалось?» еще удивленнее сказал он сам себе.

Князь Андрей с бережливо-нежным выражением стоял перед нею и говорил ей что-то. Она, подняв голову, разрумянившись и видимо стараясь удержать порывистое дыхание, смотрела на него. И яркий свет какого-то внутреннего, прежде потушенного огня, опять горел в ней. Она вся преобразилась. Из дурной опять сделалась такою же, какою она была на бале.

Князь Андрей подошел к Пьеру и Пьер заметил новое, молодое выражение и в лице своего друга.

Пьер несколько раз пересаживался во время игры, то спиной, то лицом к Наташе, и во всё продолжение 6-ти роберов делал наблюдения над ней и своим другом.

«Что-то очень важное происходит между ними», думал Пьер, и радостное и вместе горькое чувство заставляло его волноваться и забывать об игре.

После 6-ти роберов генерал встал, сказав, что эдак невозможно играть, и Пьер получил свободу. Наташа в одной стороне говорила с Соней и Борисом, Вера о чем-то с тонкой улыбкой говорила с князем Андреем. Пьер подошел к своему другу и спросив не тайна ли то, что говорится, сел подле них. Вера, заметив внимание князя Андрея к Наташе, нашла, что на вечере, на настоящем вечере, необходимо нужно, чтобы были тонкие намеки на чувства, и улучив время, когда князь Андрей был один, начала с ним разговор о чувствах вообще и о своей сестре. Ей нужно было с таким умным (каким она считала князя Андрея) гостем приложить к делу свое дипломатическое искусство.

Когда Пьер подошел к ним, он заметил, что Вера находилась в самодовольном увлечении разговора, князь Андрей (что с ним редко бывало) казался смущен.

— Как вы полагаете? — с тонкой улыбкой говорила Вера. — Вы, князь, так проницательны и так понимаете сразу характер людей. Что вы думаете о Натали, может ли она быть постоянна в своих привязанностях, может ли она так, как другие женщины (Вера разумела себя), один раз полюбить человека и навсегда остаться ему верною? Это я считаю настоящею любовью. Как вы думаете, князь?

— Я слишком мало знаю вашу сестру, — отвечал князь Андрей с насмешливой улыбкой, под которой он хотел скрыть свое смущение, — чтобы решить такой тонкий вопрос; и потом я замечал, что чем менее нравится женщина, тем она бывает постояннее, — прибавил он и посмотрел на Пьера, подошедшего в это время к ним.

— Да это правда, князь; в наше время, — продолжала Вера (упоминая о нашем времени, как вообще любят упоминать ограниченные люди, полагающие, что они нашли и оценили особенности нашего времени и что свойства людей изменяются со временем), в наше время девушка имеет столько свободы, что le plaisir d'être courtisée^[1] часто заглушает в ней истинное чувство. Et Nathalie, il faut l’avouer, y est très sensible.^[2] Возвращение к Натали опять заставило неприятно поморщиться князя Андрея; он хотел встать, но Вера продолжала с еще более утонченной улыбкой.

— Я думаю, никто так не был courtisée,^[3] как она, — говорила Вера; — но никогда, до самого последнего времени никто серьезно ей не нравился. Вот вы знаете, граф, — обратилась она к Пьеру, — даже наш милый cousin Борис, который был, entre nous,^[4] очень и очень dans le pays du tendre…^[5]

Князь Андрей нахмурившись молчал.

— Вы ведь дружны с Борисом? — сказала ему Вера.

— Да, я его знаю…

— Он верно вам говорил про свою детскую любовь к Наташе?

— А была детская любовь? — вдруг неожиданно покраснев, спросил князь Андрей.

— Да. Vous savez entre cousin et cousine cette intimité mène quelquefois à l’amour: le cousinage est un dangereux voisinage, N’est ce pas?^[6]

— О, без сомнения, — сказал князь Андрей, и вдруг, неестественно оживившись, он стал шутить с Пьером о том, как он должен быть осторожным в своем обращении с своими 50-ти-летними московскими кузинами, и в середине шутливого разговора встал и, взяв под руку Пьера, отвел его в сторону.

— Ну что? — сказал Пьер, с удивлением смотревший на странное оживление своего друга и заметивший взгляд, который он вставая бросил на Наташу.

— Мне надо, мне надо поговорить с тобой, — сказал князь Андрей. — Ты знаешь наши женские перчатки (он говорил о тех масонских перчатках, которые давались вновь избранному брату для вручения любимой женщине). — Я… Но нет, я после поговорю с тобой… — И с странным блеском в глазах и беспокойством в движениях князь Андрей подошел к Наташе и сел подле нее. Пьер видел, как князь Андрей что-то спросил у нее, и она вспыхнув отвечала ему.

Но в это время Берг подошел к Пьеру, настоятельно упрашивая его принять участие в споре между генералом и полковником об испанских делах.

Берг был доволен и счастлив. Улыбка радости не сходила с его лица. Вечер был очень хорош и совершенно такой, как и другие вечера, которые он видел. Всё было похоже. И дамские, тонкие разговоры, и карты, и за картами генерал, возвышающий голос, и самовар, и печенье; но одного еще недоставало, того, что он всегда видел на вечерах, которым он желал подражать.

Недоставало громкого разговора между мужчинами и спора о чем-нибудь важном и умном. Генерал начал этот разговор и к нему-то Берг привлек Пьера.