Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори томВойна и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
II
Знаменитият флангови марш се състоеше само в това, че руската войска, която непрекъснато отстъпваше право назад, по посока, обратна на настъплението, се отклони, след като френското настъпление спря, от взетата в началото права посока и като не виждаше, че я преследват, пое естествено нататък, дето я привличаше изобилното продоволствие.
Ако човек си представи начело на руската армия не гениални пълководци, но просто армия без началници, дори и тая армия не би могла да стори нищо друго, освен да потегли обратно към Москва, като опише дъга откъм оная страна, дето имаше повече продоволствие и дето областта бе по-богата.
Това придвижване от Нижегородския — на Рязанския, Тулския и Калужкия път бе до такава степен естествено, че тъкмо по тая посока бягаха мародерите от руската армия и от Петербург предписваха на Кутузов тъкмо в тая посока да преведе армията си. В Тарутино Кутузов получи от царя почти мъмрене, че е прехвърлил армията на Рязанското шосе и му сочеха тъкмо онова място срещу Калуга, дето той вече се намираше, когато получи писмото от царя.
Топката на руската войска, която продължаваше да се търкаля по посоката на тласъка, който бе получила през цялата кампания и в Бородинското сражение, след като силата на тласъка бе унищожена, а нямаше нов тласък, зае такова положение, което бе естествено за нея.
Заслугата на Кутузов бе не в някакъв гениален, както го наричат, стратегически маньовър, а в това, че той единствен разбираше значението на събитието, което се извършваше. Единствен той разбираше още тогава значението на бездействието на френската армия, единствен той продължаваше да твърди, че Бородинското сражение е победа; единствен той — тоя, който, би казал човек, поради положението си на главнокомандуващ, би трябвало да бъде склонен към настъпление, — единствен той с всичките си сили се мъчеше да удържи руската армия от безполезни сражения.
Удареният при Бородино звяр лежеше там някъде, дето го бе оставил отдръпналият се ловец; но жив ли беше, силен ли, или само се бе притаил, ловецът не знаеше. Изведнъж се чу стенанието на тоя звяр.
Стенанието на ранения звяр, на френската армия, което разкриваше нейната гибел, бе изпращането на Лористън в лагера на Кутузов с молба за мир.
В своята увереност, че е хубаво не онова, което е хубаво, а онова, което му е хрумнало, Наполеон написа на Кутузов първите думи, които му бяха дошли на ум и които нямаха никакъв смисъл.
„Monsieur prince Koutouzov — пишеше той, — j’envois pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que votre Altesse ajoute foi a ce qu’il lui dira, surtout lorsqu’il exprimera les sentiments d’estime et de particuliere consideration que j’ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n’etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu’il vous ait en sa sainte et digne garde. Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon“[1]
„Je serai maudit par la posterite si l’on me regardait comme le premier moteur d’un accommodement quelconque. Tel est l’esprit actuel de ma nation“[2] — отговори Кутузов и продължи с всички сили да възпира войската от настъпление.
През тоя месец, когато френската войска вършеше грабежи в Москва, а руската спокойно лагеруваше при Тарутино, в съотношението на силите на двете войски (духа и броя им) стана промяна, от която се видя, че предимството на силите е на руска страна. Макар че състоянието на френската войска и нейната численост бяха неизвестни на русите, щом съотношението се промени, необходимостта от настъпление веднага се прояви в безброй признаци. Тия признаци бяха: и изпращането на Лористон, и изобилието на продоволствие в Тарутино, и сведенията, които пристигаха от всички страни за бездействието и безредието между французите, и попълването на нашите полкове с новобранци, и хубавото време, и продължителната почивка на руските войници, и нетърпението, което обикновено се появява във войските, след като си отпочинат, да свършат работата, за която са събрани, й любопитството да научат какво става във френската армия, която отдавна бяха изгубили от очи, и смелостта, с която сега щъкаха руските аванпостове около намиращите се в Тарутино французи, и известията за лесните победи на селяните и партизаните над французите, и завистта, предизвикана от това, и чувството за мъст, скрито в душата на всекиго, докато французите седяха в Москва, и най-главното — неясното, но изникнало в душата на всеки войник съзнание, че съотношението на силите е променено сега и предимството е на наша страна. Същественото съотношение на сили се бе променило и настъплението стана необходимо. И тутакси също тъй, както почва да бие и да свири часовникът, когато стрелката направи пълен кръг, във висшите сфери, съответно на съществената промяна на силите, се отрази усилено движение, съскане и музика в часовника.
Глава II
Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком-нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один — тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, — он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где-то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:
«Monsieur le prince Koutouzov, — писал он, — j’envoie près de vous un de mes aides de camps généraux pour vous entretenir de plusieurs objets intéressants. Je désire que Votre Altesse ajoute foi à ce qu’il lui dira, surtout lorsqu’il exprimera les sentiments d’estime et de particulière considération que j’ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'étant à autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu’il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signé:
«Je serais maudit par la postérité si l’on me regardait comme le premier moteur d’un accommodement quelconque. Tel est l’esprit actuel de ma nation»,[2] — отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.