Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори том
Война и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Глава XIII
Два дня после этого Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку.
«Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку — приезжай в Английскую гостиницу». Ростов в десятом часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в Английскую гостиницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостиницы, занятое на эту ночь Долоховым.
Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
— Давно не видались, — сказал он, — спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
— Я к тебе заезжал, — сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему.
— Можешь поставить, — сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. «Играть на счастие могут только дураки», — сказал тогда Долохов.
— Или ты боишься со мной играть? — сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из-за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневною жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким-нибудь странным, большею частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но, прежде чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
— А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастье играть или наверное?» — подумал Ростов.
— Да и лучше не играй, — прибавил он и, треснув разорванной колодой, сказал: — Банк, господа!
Подвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
— Что ж не играешь? — сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
— Со мною денег нет, — сказал Ростов.
— Поверю!
Ростов поставил пять рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, то есть выиграл десять карт сряду у Ростова.
— Господа, — сказал он, прометав несколько времени, — прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
— Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, — отвечал Долохов. — Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, — прибавил он Ростову.
Игра продолжалась; лакей не переставая разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до восьмисот рублей. Он надписал было над одной картой восемьсот рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
— Оставь, — сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, — скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Иль ты меня боишься? — повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные восемьсот и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком восемьсот, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова и, с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшие колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну две тысячи рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось тысяча двести рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш тысячи шестисот рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его — шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме — с такою силою, ясностью и прелестью представилась ему, как будто все это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде направо, чем налево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще не испытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он все-таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из-под рубашки, положили колоду карт и взялись за подаваемый стакан и трубку.
— Так ты не боишься со мной играть? — повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
— Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
— Ну, мечи же! — сказал Ростов.
— Ох, московские тетушки! — сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
— Ааах! — чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первою картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
— Однако ты не зарывайся, — сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова и продолжая метать.
XIII
Два дни след това Ростов не вижда Долохов в тяхната къща и не го намираше и в неговата; на третия ден получи писъмце от него.
„Тъй като нямам намерение да дохождам вече у вас по известни на тебе причини и заминавам за армията, довечера давам прощален гуляй на приятелите си — ела в Английския клуб.“ В определения ден, след девет часа, Ростов излезе от театъра, дето беше с домашните си и с Денисов, и отиде в Английския клуб. Там веднага го заведоха в най-хубавото помещение на клуба, заето тая нощ от Долохов.
Двайсетина души се трупаха около масата, пред която между две свещи бе седнал Долохов. На масата имаше злато и банкноти и Долохов държеше банката. След предложението и отказа на Соня Николай още не бе го виждал и се усещаше объркан, когато помислеше как ще се видят.
Светлият студен поглед на Долохов посрещна Ростов още от вратата, сякаш отдавна го очакваше.
— Отдавна не сме се виждали — каза той, — благодаря ти, че дойде. Ей сега ще свърша с банката и ще дойде Илюшка с хора си.
— Аз се отбивах у вас — рече Ростов, като се изчерви.
Долохов не му отговори.
— Можеш да заложиш — каза той.
В тоя миг Ростов си спомни странния разговор, който бе водил веднъж с Долохов. „Само глупците могат да играят наслука“ — каза тогава Долохов.
— Или се боиш да играеш с мене? — каза сега Долохов, сякаш бе отгатнал мисълта на Ростов, и се усмихна. През тая усмивка Ростов видя онова негово душевно състояние, в каквото той бе през време на обяда в клуба и изобщо в ония времена, когато, сякаш отегчен от всекидневния живот, Долохов чувствуваше необходимостта да излезе от него с някаква странна, най-често жестока постъпка.
На Ростов му стана неловко; той потърси и не можа да намери в ума си някаква шега, с която да отговори на Долоховите думи. Но преди да успее да стори това, Долохов, гледайки Ростов право в лицето, бавно и с поспиране му каза, така че всички можаха да чуят:
— Помниш ли, приказвахме с тебе за играта… глупак е, който иска да играе наслука; трябва да се играе на сигурно, но аз искам да опитам.
„Да опита наслука или на сигурно?“ — помисли Ростов.
— Но по-добре не играй — добави той и като плесна новоотворената колода, добави: — Банка, господа!
Като премести напред парите, Долохов се приготви да раздава картите. Ростов седна до него и отначало не игра. Долохов го поглеждаше.
— Защо не играеш? — каза Долохов. И, чудно нещо, Николай почувствува необходимост да вземе карта, да сложи върху нея незначителен залог и да почне да играе.
— Нямам пари в себе си — каза Ростов.
— На доверие!
Ростов сложи на картата пет рубли и загуби, сложи още и пак загуби. Долохов удари, тоест спечели десет пъти поред от Ростов.
— Господа — каза той, след като раздава карти известно време, — моля да слагате парите върху картите, защото иначе мога да се объркам при сметките.
Един от играчите изказа надежда, че може да му се повярва.
— Мога да повярвам, но се боя, че ще се объркам; моля да слагате парите върху картите — отговори Долохов. — Ти не се стеснявай, с тебе ще си оправим сметките — добави той на Ростов.
Играта продължи; лакеят непрекъснато разнасяше шампанско.
Всичките карти на Ростов бяха бити и той дължеше около осемстотин рубли. Той щеше да напише на една карта осемстотин рубли, но докато му поднасяха шампанско, размисли и написа пак обикновения залог от двадесет рубли.
— Остави — каза Долохов, макар че сякаш не поглеждаше Ростов, — ти по-скоро ще наваксаш загубеното. Другите печелят от мене, а ти губиш. Или се страхуваш от мене? — повтори той.
Ростов се подчини, остави написаните осемстотин и сложи седморка купа с откъснато ъгълче, която дигна от земята. По-късно той добре я помнеше. Сложи седморката купа, като написа на нея с отчупено тебеширче осемстотин с кръгли, прави цифри; изпи поднесената му чаша стоплено шампанско, усмихна се на Долоховите думи и със замряло сърце почна да чака седморка, като гледаше ръцете на Долохов, който държеше колодата. Печалбата или загубата от тая седморка купа беше от голямо значение за Ростов. В неделя, миналата седмица, граф Иля Андреич даде на сина си две хиляди рубли и макар че никога не обичаше да говори за паричните си затруднения, каза му, че до май други пари няма да има и затова помоли сина си да бъде тоя път по-пестелив. Николай му каза, че и тия пари му са много и че дава честна дума да не взема повече до пролетта. Сега от тия пари оставаха хиляда и двеста рубли. Следователно седморката купа значеше не само загуба на хиляда и шестстотин рубли, но и необходимостта да измени на дадената дума. Със замряло сърце той гледаше ръцете на Долохов и мислеше: „Хайде, дай ми по-скоро тая карта и аз си вземам фуражката и си отивам в къщи да вечерям с Денисов, Наташа и Соня и сигурно няма вече да пипна карти.“ В тоя миг неговият домашен живот — шегите с Петя, разговорите със Соня, дуетите с Наташа, пикетът с баща му и дори спокойното легло в къщата на улица Поварская изпъкнаха пред него с такава сила, яснота и прелест, като че всичко това беше отдавна минало, загубено и неоценено щастие. Той не можеше да допусне, че някаква глупава случайност, която ще накара седморката да отиде първо вдясно, а не вляво, би могла да го лиши от всичкото това отново проумяно, отново осветено щастие и да го хвърли във въртопа на още неизпитваното и неопределено нещастие. Това не можеше да бъде, но все пак той очакваше със замряло сърце движенията на Долоховите ръце. Тия широки, кокалести, червеникави ръце с косми, които се подаваха изпод ризата, сложиха колодата и взеха поднесената чаша и лулата.
— Значи, ти не се страхуваш да играеш с мене? — повтори Долохов и сякаш за да разкаже весела история, сложи картите, отпусна се на облегалото на стола и почна бавно, с усмивка да разправя:
— Да, господа, казаха ми, че в Москва е пръсната мълва, че съм бил мошеник в игра на карти, затова съветвам ви да се предпазвате от мене.
— Хайде, давай карти! — рече Ростов.
— Ох, тия московски клюкарки! — каза Долохов и взе усмихнат картите.
„Ааах!“ — насмалко не извика Ростов, като дигна двете си ръце към косите. Седморката, която му трябваше, беше отгоре, първа карта в колодата. Той бе загубил повече, отколкото можеше да плати.
— Но ти не хлътвай — рече Долохов, като погледна набързо Ростов, и продължи да раздава карти.