Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори том
Война и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Глава XIII
Граф Илья Андреич повез своих девиц к графине Безуховой. На вечере было довольно много народу. Но всё общество было почти незнакомо Наташе. Граф Илья Андреич с неудовольствием заметил, что всё это общество состояло преимущественно из мужчин и дам, известных вольностью обращения. M-lle Georges, окруженная молодежью, стояла в углу гостиной. Было несколько французов и между ними Метивье, бывший, со времени приезда Элен, домашним человеком у нее. Граф Илья Андреич решился не садиться за карты, не отходить от дочерей и уехать как только кончится представление Georges.
Анатоль очевидно у двери ожидал входа Ростовых. Он, тотчас же поздоровавшись с графом, подошел к Наташе и пошел за ней. Как только Наташа его увидала, тоже как и в театре, чувство тщеславного удовольствия, что она нравится ему и страха от отсутствия нравственных преград между ею и им, охватило ее. Элен радостно приняла Наташу и громко восхищалась ее красотой и туалетом. Вскоре после их приезда, m-lle Georges вышла из комнаты, чтобы одеться. В гостиной стали расстанавливать стулья и усаживаться. Анатоль подвинул Наташе стул и хотел сесть подле, но граф, не спускавший глаз с Наташи, сел подле нее. Анатоль сел сзади.
M-lle Georges с оголенными, с ямочками, толстыми руками, в красной шали, надетой на одно плечо, вышла в оставленное для нее пустое пространство между кресел и остановилась в ненатуральной позе. Послышался восторженный шопот. M-lle Georges строго и мрачно оглянула публику и начала говорить по-французски какие-то стихи, где речь шла о ее преступной любви к своему сыну. Она местами возвышала голос, местами шептала, торжественно поднимая голову, местами останавливалась и хрипела, выкатывая глаза.
— Adorable, divin, délicieux![1] — слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего-то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m-lle Georges, выражая ей свой восторг.
— Как она хороша! — сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
— Я не нахожу, глядя на вас, — сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. — Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
— Пойдем, пойдем, Наташа, — сказал граф, возвращаясь за дочерью. — Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно-удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m-lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante[2] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно-нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
— Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, — проговорила она быстро… — Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
— Не говорите мне про это. Что мне зa дело? — сказал он. — Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко-раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос-фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда-то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
— Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… — и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
— Натали?! — прошептал вопросительно его голос, и кто-то больно сжимал ее руки.
— Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно-вопросительно и пошла к двери.
— Un mot, un seul, au nom de Dieu,[3] — говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
— Nathalie, un mot, un seul, — всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила — она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.
XIII
Граф Иля Андреич заведе момите си у графиня Безухова. На тоя вечерен прием имаше доста много хора. Но цялото общество беше почти непознато на Наташа. Граф Иля Андреич с неудоволствие забеляза, че цялото това общество беше предимно от мъже и жени, известни със свободното си държане. M-lle Georges, обкръжена от млади хора, бе застанала в ъгъла на салона. Имаше неколцина французи, между тях и Метивие, който от пристигането на Елен беше домашен човек в нейната къща. Граф Иля Андреич реши да не играе на карти, да не се отделя от дъщерите си и да си отидат, щом свърши представлението на Georges.
Анатол очевидно бе чакал на вратата пристигането на Ростови. Веднага след като поздрави графа, той се приближи до Наташа и тръгна след нея. Щом го видя, Наташа бе обзета, както и в театъра, от чувството на тщеславно удоволствие, че му се харесва, и от страха, че между него и нея няма нравствени прегради.
Елен прие Наташа радостно и гръмогласно се възхити от красотата и тоалета й. Скоро след тяхното пристигане m-lle Georges излезе от стаята, за да се облече. В салона почнаха да разместват столовете и да сядат. Анатол предложи стол на Наташа и понечи да седне до нея, но графът, който не откъсваше очи от Наташа, седна до нея. Анатол седна отзад.
M-lle Georges с голи дебели ръце с трапчинки, с червен шал, метнат на едното рамо, излезе в оставеното за нея празно пространство между креслата и застана в неестествена поза. Чу се възторжен шепот.
M-lle Georges изгледа строго и мрачно публиката и почна да декламира на френски някакви стихове, дето ставаше дума за нейната престъпна любов към сина й. На места тя повишаваше гласа си, другаде шепнеше, като дигаше тържествено глава, на някои места се спираше и хриптеше, като въртеше очи.
— Adorable, divin, délicieux![1] — чуваше се от всички страни. Наташа гледаше дебелата Georges, но не чуваше нищо, не виждаше и не разбираше нищо от онова, което ставаше пред нея; тя само отново се чувствуваше съвсем безвъзвратно в оня странен, безумен свят, тъй далечен от предишния, в оня свят, в който не можеше да се знае кое е добро, кое — лошо, кое е разумно, кое — безумно. Зад нея седеше Анатол и усещайки близостта му, тя очакваше с уплаха нещо.
След първия монолог цялото общество стана и обкръжи m-lle Georges, изразявайки й своя възторг.
— Колко е хубава! — каза Наташа на баща си, който стана заедно с другите и се движеше през множеството към актрисата.
— Като гледам вас, не ми се вижда толкова хубава — каза Анатол, който вървеше подир Наташа. Той каза това, когато само тя можеше да го чуе. — Вие сте прелестна… от минутата, когато ви видях, не съм престанал…
— Хайде, хайде, Наташа — рече графът, който се върна за дъщеря си. — Колко е хубава!
Без да каже нещо, Наташа приближи до баща си и го погледна с въпросително-учудени очи.
След няколко декламации m-lle Georges си отиде и графиня Безухова помоли гостите да минат в залата.
Графът искаше да си отидат, но Елен го помоли да не разваля нейния импровизиран бал. Ростови останаха. Анатол покани Наташа за валс и през време на валса, като притискаше снагата и ръката й, й каза, че тя е ravissante[2] и че я обича. През екосеза, който тя танцува пак с Курагин, когато останаха сами, Анатол не й каза нищо, а само я гледаше. Наташа се съмняваше дали не е сънувала това, което той й каза през валса. В края на първата фигура той пак й стисна ръката. Наташа дигна към него уплашени очи, но в ласкавия му поглед и в усмивката му имаше такова самоуверено-нежно изражение, че като го гледаше, не можеше да каже онова, което трябваше да му каже. Тя наведе очи.
— Не ми говорете такива неща, аз съм сгодена и обичам другиго — рече бързо тя. Погледна го. Анатол не се смути и не се огорчи от това, което каза тя.
— Не ми говорете за това. Какво ме интересува? — рече той. — Аз казвам, че съм безумно, безумно влюбен във вас. Нима съм виновен, че сте възхитителна?… Трябва да почнем.
Оживена и разтревожена, с широко разтворени, изплашени очи, Наташа гледаше наоколо си и имаше вид на по-весела от друг път. Тя не помнеше почти нищо от онова, което беше тая вечер. Танцуваха екосеза и гросфатер, баща й каза да си отиват, тя го помоли да останат. Дето и да беше, с когото и да говореше, тя усещаше върху си неговия поглед. Освен това помнеше, че бе помолила баща си да й позволи да отиде в тоалетната, за да оправи роклята си, че Елен отиде с нея и смеейки се, й каза за любовта на брат си и че в малката диванна стая пак срещна Анатол, че Елен изчезна някъде, те останаха сами и като хвана ръката й, Анатол каза нежно:
— Аз не мога да идвам у вас, но нима никога няма да ви видя? Аз ви обичам безумно. Нима никога?… — и като й препречи пътя, приближи лице до нейното.
Блестящите му, големи мъжки очи бяха толкова близо до нейните, че тя не виждаше нищо друго освен тия очи.
— Натали?! — прошепна въпросително неговият глас и някой до болка стисна ръката й. — Натали?!
„Нищо не разбирам, няма какво да казвам“ — говореше нейният поглед.
Горещите му устни се долепиха до нейните устни и в същия миг тя отново се почувствува свободна и в стаята се чу шум от стъпките и от роклята на Елен. Наташа се извърна към Елен, след това, изчервена и трепереща, погледна изплашено-въпросително него и тръгна към вратата.
— Un mot, un seul, au nom de dieu[3] — каза Анатол. Тя се спря. Толкова й бе необходимо да каже той тая дума, която би й обяснила онова, което се случи, и на която тя би му отговорила.
— Nathalie, un mot, un seul[4] — повтаряше той, явно не знаейки какво да каже, и повтаряше това дотогава, докато до тях се приближи Елен.
Елен и Наташа влязоха пак в салона. Ростови не останаха да вечерят и си отидоха.
Когато се върна в къщи, Наташа цяла нощ не спа; измъчваше я неразрешеният въпрос — кого обичаше: Анатол или княз Андрей? Тя обичаше княз Андрей — ясно помнеше колко силно го обичаше. Но обичаше и Анатол, това беше несъмнено. „Иначе нима можеше да стане всичко това — мислеше тя. — Щом след това, когато се сбогувах с него, можах да отвърна с усмивка на неговата усмивка, щом можах да позволя това, значи, още от първия миг съм го обикнала. Значи, той е добър, благороден и прекрасен и не бих могла да не го обикна. Но какво да правя, когато обичам него и обичам друг?“ — питаше се тя, без да намери отговор на тия страшни въпроси.