Метаданни
Данни
- Година
- 1865–1869 (Обществено достояние)
- Език
- руски
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
История
- — Добавяне
Метаданни
Данни
- Включено в книгите:
-
Война и мир
Първи и втори том
Война и мир
Трети и четвърти том - Оригинално заглавие
- Война и мир, 1865–1869 (Обществено достояние)
- Превод от руски
- Константин Константинов, 1957 (Пълни авторски права)
- Форма
- Роман
- Жанр
- Характеристика
- Оценка
- 5,8 (× 81 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Сканиране
- Диан Жон (2011)
- Разпознаване и корекция
- NomaD (2011-2012)
- Корекция
- sir_Ivanhoe (2012)
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Първи и втори том
Пето издание
Народна култура, София, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Издательство „Художественная литература“
Москва, 1968
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лиляна Малякова, Евгения Кръстанова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51¾
Издателски коли 39,33. Формат 84×108/32
Издат. №41 (2616)
Поръчка на печатницата №1265
ЛГ IV
Цена 3,40 лв.
ДПК Димитър Благоев — София
Народна култура — София
Издание:
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Трети и четвърти том
Пето издание
Народна култура, 1970
Лев Николаевич Толстой
Война и мир
Тома третий и четвертый
Издателство „Художественная литература“
Москва, 1969
Тираж 300 000
Превел от руски: Константин Константинов
Редактори: Милка Минева и Зорка Иванова
Редактор на френските текстове: Георги Куфов
Художник: Иван Кьосев
Худ. редактор: Васил Йончев
Техн. редактор: Радка Пеловска
Коректори: Лидия Стоянова, Христина Киркова
Дадена за печат на 10.III.1970 г. Печатни коли 51
Издателски коли 38,76. Формат 84X108/3.2
Издат. №42 (2617)
Поръчка на печатницата №1268
ЛГ IV
Цена 3,38 лв.
ДПК Димитър Благоев — София, ул. Ракитин 2
Народна култура — София, ул. Гр. Игнатиев 2-а
История
- — Добавяне
Глава XVII
На правом фланге у Багратиона в девять часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти десяти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего не выражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
— А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? — сказал Ростов, держа руку у козырька.
— Можете передать его величеству, — поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.
Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором все кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро: давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова, и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба все усиливалась.
В свежем утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде — в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, — а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие-то люди, двигались и спереди и сзади какие-то холсты войск; но зачем? кто? куда? — нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого-нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» — обращался он мысленно к этим звукам и опять пустился скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а все будет хорошо!» — думал Ростов.
Проехав какие-то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», — подумал он.
Он ехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб-уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» — подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли все тем же аллюром, но они все прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову все слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду; «Марш, марш!», произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и все-таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная тяжелая пяти-вершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» — и, оглянувшись, увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно, французскими кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда-то стали стрелять пушки и все застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей, юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» — подумал Ростов и поскакал дальше.
Поравнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров — неестественную воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, называвший его по имени.
— Ростов!
— Что? — откликнулся он, не узнавая Бориса.
— Каково, в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! — сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
— Вот как! — сказал он. — Ну что?
— Отбили! — оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. — Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
— Ты куда? — спросил Борис.
— К его величеству с поручением.
— Вот он! — сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было «его высочество» вместо «его величества».
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что-то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
— Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, — сказал Ростов и тронул было лошадь.
— Граф, граф! — кричал Берг, такой же оживленный, как и Борис, подбегая с другой стороны. — Граф, я в правую руку ранен (говорил он, показывая кисть руки, окровавленную, обвязанную носовым платком) и остался во фронте. Граф, держу шпагу в левой руке: в нашей породе фон Бергов, граф, все были рыцари.
Берг еще что-то говорил, но Ростов, не дослушав его, уже поехал дальше.
Проехав гвардию и пустой промежуток, Ростов, для того чтобы не попасть опять в первую линию, как он попал под атаку кавалергардов, поехал по линии резервов, далеко объезжая то место, где слышалась самая жаркая стрельба и канонада. Вдруг впереди себя и позади наших войск, в таком месте, где он никак не мог предполагать неприятеля, он услыхал близкую ружейную стрельбу.
«Что это может быть? — подумал Ростов. — Неприятель в тылу наших войск? Не может быть, — подумал Ростов, и ужас страха за себя и за исход всего сражения вдруг нашел на него. — Что бы это ни было, однако, — додумал он, — теперь уже нечего объезжать. Я должен искать главнокомандующего здесь, и ежели все погибло, то и мое дело погибнуть со всеми вместе».
Дурное предчувствие, нашедшее вдруг на Ростова, подтверждалось все более и более, чем дальше он въезжал в занятое толпами разнородных войск пространство, находящееся за деревнею Працем.
— Что такое? Что такое? По ком стреляют? Кто стреляет? — спрашивал Ростов, равняясь с русскими и австрийскими солдатами, бежавшими перемешанными толпами наперерез его дороги.
— А черт их знает! Всех побил! Пропадай всё! — отвечали ему по-русски, по-немецки и по-чешски толпы бегущих и не понимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
— Бей немцев! — кричал один.
— А черт их дери! — изменников.
— Zum Henker diese Russen!…[1] — что-то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла, и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! Что ж это такое? — думал Ростов. — И здесь, где всякую минуту государь может увидать их!… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, — думал он. — Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла прийти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.
XVII
В девет часа на десния фланг на Багратион сражението още не бе почнало. Княз Багратион, който не искаше да се съгласи с настояването на Долгоруков да започне сражението и желаеше да отхвърли отговорността, предложи на Долгоруков да изпратят човек да попита главнокомандуващия. Багратион знаеше, че тъй като разстоянието от единия фланг до другия беше почти десет версти, ако изпратеният човек не бъде убит (което беше много вероятно) и дори ако намереше главнокомандуващия, което беше твърде мъчно, тоя изпратен човек не може да се върне по-рано от вечерта.
Багратион изгледа свитата си със своите големи, нищо неизразяващи, неотспали очи и първото лице, което срещна случайно погледът му, беше замиращото от вълнение и надежда детско лице на Ростов. Той изпрати него.
— А ако срещна негово величество преди главнокомандуващия, ваше сиятелство? — каза Ростов с ръка на козирката.
— Можете да предадете на негово величество — избърза Долгоруков да прекъсне Багратион.
След като се бе сменил от веригата, Ростов успя преди съмване да поспи няколко часа и се чувствуваше сега весел, смел и решителен, с оная пъргавина на движенията и увереност в щастието си и в такова настроение, при което всичко изглежда лесно, весело и възможно.
Тая сутрин всичките му желания се изпълваха: водеше се генерално сражение и той участвуваше в него; не само това — той беше ординарец при най-храбрия генерал; не само това — той отиваше с поръчение при Кутузов, а може би и при самия цар. Утринта беше ясна, конят, който яздеше — добър. На душата му беше радостно и щастливо. Като получи заповедта, той препусна с коня покрай бойната линия. Отначало караше по линията на Багратионовите войски, които не бяха още влезли в боя и стояха неподвижно; след това навлезе в пространството, заемано от кавалерията на Уваров, и тук вече забеляза придвижвания и признаци на приготовления за бой; като отмина кавалерията на Уваров, той вече ясно чу пред себе си топовна и пушечна стрелба. Стрелбата непрекъснато се усилваше.
В хладния утринен въздух се чуваха сега, не както по-рано — на неравни промеждутъци по два, по три изстрела и след туй един или два топовни изстрела, — а по склоновете на височините пред Працен се чуваха тътнежи от пушечна стрелба, пресичана от толкова чести топовни изстрели, че от време на време няколко топовни изстрела вече не се чуваха поотделно, а се сливаха в общо бучене.
Виждаше се как по склоновете пушечетата от пушките сякаш тичаха да се настигат едно друго и как димът от оръдията излизаше на кълбета, които се разтапяха и сливаха едно с друго. Виждаха се по блясването на щиковете сред дима движещи се маси пехота и тесни ивици артилерия със зелени ракли.
Ростов спря за миг коня си на една могилка, за да види какво става; но колкото и да напрягаше вниманието си, не можа нито да разбере, нито да си уясни нищо от онова, което ставаше: там сред дима се движеха някакви хора, движеха се и напред, и отзад някакви широки ивици войски; но защо? Кой? Накъде? — не можеше да разбере. Това, което виждаше и чуваше, не само че не предизвикваше у него някакво тъжно или боязливо чувство, но, напротив, придаваше му енергия и решителност.
„Хайде, засили се още, още!“ — обръщаше се мислено той към тия звукове и отново почваше да препуска по линията, като навлизаше все по-навътре и по-навътре в областта на войските, които бяха вече встъпили в боя.
„Не зная какво ще стане, но всичко ще бъде добре!“ — мислеше Ростов.
Когато мина през някакви австрийски войски, Ростов забеляза, че следната част от бойната линия (там беше гвардията) бе влязла вече в сражение.
„Толкова по-добре! Ще погледам отблизо“ — помисли си.
Той вървеше почти по предната линия. Няколко конници препускаха в посока към него. Бяха наши лейбулани, които се връщаха в разстроени редици от атака. Ростов ги отмина, видя, без да ще, един от тях цял окървавен и препусна по-нататък.
„Това не ме интересува!“ — помисли той. Не беше изминал и няколкостотин крачки и вляво, пресичайки пътя му, по цялата ширина на полето се появи грамадна маса кавалеристи, които караха тръс право срещу него на врани коне и в бляскави бели мундири. Ростов препусна с все сила коня, за да се отстрани от пътя на тия кавалеристи, и би ги избягнал, ако те караха със същия алюр, но те непрекъснато ускоряваха хода си, тъй че някои коне вече препускаха. Ростов все по-ясно и по-ясно чуваше техния тропот и дрънченето на оръжието им и по-ясно се виждаха конете им, фигурите и дори лицата им. Бяха наши кавалергарди, тръгнали да атакуват френската кавалерия, която идеше срещу тях.
Кавалергардите препускаха, но все още сдържаха конете. Ростов виждаше вече лицата им и чу командата: „Марш, марш!“, дадена от офицера, който бе пуснал неудържимо своя чистокръвен кон. Страхувайки се да не бъде смачкан или повлечен в атаката срещу французите, Ростов препусна коня с все сила по фронтовата линия и все пак не успя да се отърве от тях.
Крайният кавалергард, грамаден сипаничав мъж, злобно се навъси, когато видя пред себе си Ростов, с когото неминуемо щеше да се сблъска. Тоя кавалергард без друго би съборил Ростов и неговия Бедуин (в сравнение с тия грамадни хора и коне Ростов се стори сам на себе си съвсем мъничък и слабичък), ако Ростов не се бе сетил да замахне с камшика си пред очите на коня на кавалергарда. Черният, тежък, едър кон отскочи встрани и сви уши; но сипаничавият кавалергард заби силно грамадните си шпори в хълбоците му и конят махна с опашка, изпъна шия и полетя още по-бързо. Щом кавалергардите минаха край Ростов, той чу техния вик: „Ура!“ и като се обърна, видя, че предните им редици се смесваха с чужди, навярно френски кавалеристи с червени еполети. Нищо повече не можеше да се види, защото тутакси след това отнякъде почнаха да стрелят топове и всичко се застла с дим.
Точно когато кавалергардите го отминаха, като изчезнаха в дима, Ростов се поколеба дали да препусне след тях, или да върви нататък, накъдето трябваше да върви. То беше оная бляскава атака на кавалергардите, която учуди дори французите. На Ростов му стана страшно, като чу по-късно, че от цялата тая маса грамадни красавци-войници, от всичките тия блестящи, яхнали скъпи коне богаташи, младежи, офицери и юнкери, които бяха минали край него, останали след атаката само осемнадесет души.
„За какво ще завиждам, това, което е отредено за мене, няма да ми избяга и аз може би след малко ще видя царя!“ — помисли Ростов и препусна по-нататък.
Когато дойде наспоред гвардейската пехота, той забеляза, че над нея и край нея хвърчаха гюллета и забеляза това не толкова защото чуваше звука на гюллетата, но защото по лицата на войниците видя безпокойство, а по лицата на офицерите — неестествена войнствена тържественост.
Когато минаваше зад една от линиите на пехотните гвардейски полкове, той чу някакъв глас, който го викаше по име:
— Ростов!
— Какво? — отвърна той, без да познае Борис.
— Представи си, попаднахме на първа линия! Нашият полк участвува в атаката! — каза Борис, усмихнат с щастливата усмивка на младите хора, които за пръв път са влезли в сражение.
Ростов се спря.
— Я гледай! — каза той. — Е, какво?
— Отблъснахме ги! — каза оживено Борис, който бе станал бъбрив. — Можеш ли да си представиш?
И Борис почна да разправя как гвардията, след като стигнала на мястото си, видяла пред себе си войски, взела ги за австрийци и изведнъж от снарядите, изстреляни от тия войски, разбрала, че е на първа линия и трябвало да влезе в боя неочаквано. Ростов бутна коня си, преди Борис да довърши.
— Ти накъде? — попита го Борис.
— При негово величество, с поръчение.
— Ето го! — каза Борис, комуто се бе счуло, че Ростов търси „негово величество“, а „негово височество“.
И му посочи на стотина крачки от тях великия княз, който, с каска и кавалергардски къс мундир, с дигнати рамене и смръщени вежди, крещеше нещо на един бял и блед австрийски офицер.
— Ами че това е великият княз, а мене ми трябва главнокомандуващият или царят! — каза Ростов и щеше да подкара коня.
— Графе, графе! — викна Берг, който притича от другата страна, оживен като Борис. — Графе, аз съм ранен в дясната ръка (каза той, като показа китката на ръката си, окървавена и превързана с носна кърпичка) и останах на бойната линия. Графе, аз държа шпагата с лявата ръка: в нашия род на фон Бергови всички са били рицари, графе.
Берг приказваше още нещо, но Ростов не го дослуша и продължи по-нататък.
След като отмина гвардията и едно празно пространство, за да не попадне пак на първа линия, както бе попаднал при атаката на кавалергардите, Ростов тръгна по линията на резервите, като избиколи отдалеко мястото, дето се чуваше най-разгорещена стрелба и канонада. Изведнъж пред себе си и зад нашите войски в едно място, дето съвсем не можеше да се предполага, че има неприятел, той чу близка пушечна стрелба.
„Какво ли може да бъде това? — помисли Ростов. — Неприятелят в тила на нашите войски? Не може да бъде! — помисли Ростов и изведнъж го обзе ужасът на страх за себе си и за изхода на цялото сражение. — Но каквото и да е това — помисли той, — сега вече няма защо да обикалям. Тук трябва да търся главнокомандуващия и ако всичко е загинало, мой дълг е също да загина заедно с всички.“
Лошото предчувствие, което неочаквано бе обхванало Ростов, се потвърждаваше все повече и повече, колкото по-навътре навлизаше той в пространството зад селото Працен, заето от тълпи разнородни войски.
— Какво става? Какво става? По кого стрелят? Кой стреля? — питаше Ростов, когато срещна руски и австрийски войници, бягащи на смесени тълпи, които пресичаха пътя му.
— Дявол ги знае! Всички изтрепа! Всичко се свърши! — отговаряха му на руски, немски и чешки бягащите тълпи, които също като него не проумяваха какво ставаше там.
— Удряй немците! — крещеше един.
— Взел ги дявол тия изменници!
— Zum Henker diese Russen![1]… — ръмжаха немците.
Неколцина ранени вървяха по пътя. Ругатни, викове и охкания се сливаха в обща неясна глъчка. Стрелбата затихна и после Ростов научи, че руски и австрийски войници бяха стреляли едни срещу други.
„Боже мой! Но какво е това? — мислеше Ростов. — И то тук, дето всеки миг може да ги види царят! Но не, това са сигурно само неколцина мерзавци. То ще мине, не е това, не може да бъде това — мислеше той. — Само по-скоро, по-скоро да ги отмина!“
Мисълта за поражение и бягство не можеше да мине през ума на Ростов. Макар че беше видял френски оръдия, и войски тъкмо на Праценското възвишение, на същото възвишение, дето му бяха заповядали да търси главнокомандуващия, той не можеше и не искаше да вярва това.