Метаданни
Данни
- Включено в книгата
-
- Година
- 2003 (Пълни авторски права)
- Форма
- Документалистика
- Жанр
-
- Няма
- Характеристика
-
- Няма
- Оценка
- 6 (× 2 гласа)
- Вашата оценка:
Информация
- Форматиране и корекция
- Alegria (2009)
Електронното копие е пратено от издателя.
Издание:
Марин Ботунски. Ранни дългове. Художествена публицистика
Редактор: Надя Попова
Техническо оформление: Стоян Стоянов
Издателска къща „Будилник“, Враца, 2003
История
- — Добавяне
Поет в России — болше чем поет
В 1965 година Евтушенко завърши поемата „Братская ГЕС“. Преди да бъде отпечатана в отделно издание слушах част от нея, изпълнена от автора. Още първият ред на поемата се запеметява завинаги с една „находка“, която, мисля, се отнася само за Русия: „Поет в России — болше чем поет“. Съблазнявам се да цитирам това начало:
Поет в России — болше, чем поет.
В ней суждено поетами рождаться
лиш тем, в ком бродит
гордый дух гражданства,
кому уюта нет, покоя нет.
Поет в ней — образ века своего
и будушего призрачный прообраз.
Поет подводит, не впадая в робост,
итог всему, что было до него.
Наистина, ако се вгледаме в историята на Русия, в духовната й мощ и влиянието на тази мощ върху обикновените „граждански“ дела, не можем да не се съгласим с думите на Евтушенко. Нима само поети са Пушкин, Лермонтов, Радищев, Некрасов, Пастернак, Маяковски…
И, на колене тихо становясь,
готовый и для смерти и победы,
прошу смиренно помощи у вас,
великие российские поеты…
Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
свою раскованную речь,
свою пленительную участь —
как бы шаля, глаголом жечь.
Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд,
своей презрительности яд
и келью замкнутой души,
где дышит, скрытая в тиши,
недоброты твоей сестра —
лампада тайнаго добра.
От Некрасов поетът иска „боль иссеченной музы твоей“, „дай твоей неизящности силу./ … чтоб идти, волоча всю Россию,/ как бурлаки идут бечевой.“ От Блок: „… туманность вещую/ и два кренящихся крыла,/ чтобы, тая загадка вечную,/ сквоз тело музыка текла.“ От Пастернак: „… смещенье дней,/ смущенье веток,/ сращение запахов, теней/ с мученьем века…“ От Есенин: „… дай на счастье нежность мне/ к белезкам и лугам, к зверю и людям…“
Много неща впечатляваха в поемата, поуки за младия и не само за младия автор, много отделни стихове запаметявахме и си рецитирахме в дружеските кръгове. Но има един епизод, който ми се струваше особено показателен. В поемата има такива стихове:
Так думал я, и, завершая праздник,
мы пели песни дальней старины
и много прочих песен — самых разных,
да и „Хотят ли русские войны“.
И, черное таежное мерцанье
глазами Робеспьера просверлив,
бледнея и горя, болгарин Цанев
читал нам свой неистовый верлибр:
„Живу ли я?
«Конечно…» — успокаивает Дарвин.
Живу ли я?
«Не знаю…» — улыбается Сократ.
Живу ли я?
«Надо жить!» — кричит Маяковский
и предлагает мне свое оружие,
чтобы проверить, живу ли я“.
Цитираните стихове от Стефан Цанев са изписани на плакат за премиера на поемата „Братската ГЕС“ в Италия. „Виж сега — обяснява на чашка, но с добро Евтушенко, — тези хора са ми приятели, не са искали да ме обидят. Просто са избрали най-добрите осем реда — и те са на Стефан. Затова казвам, че е по-талантлив поет от мен.“ Очите му искрят, смеят се. А аз си мисля кой, освен големият поет, може да си позволи такава оценка!
В „Братската ГЕС“ имаше стихове, които смразяваха:
О, шар земной, не лги и не играй!
Ты сам страдаешь — больше лжи не надо!
Я с радостью отдам загробный рай,
чтоб на земле поменьше было ада!
Или:
Ладно, плюйте,
плюйте, плюйте —
все же радость задарма.
Вы всегда плюете люди,
в тех, кто хочет вам добра.
Или:
Стоит все терпеть бесслезно,
Быт на дыбе, колесе,
если рано или поздно
прорастают ЛИЦА грозно
у безликих на лице…
Или:
Могу понять, как столько лет Россия
терпела голода и холода,
и войн жестоких муки нелюдские,
и тяжесть непосильного труда,
и дармоедов, лживых до предела,
и разное обманное вранье,
но не могу осмыслить: как терпела
она само терпение свое?
Есть немощное, жалкое терпенье.
В нем полная забитость естества,
в нем рабская покорность, отупенье…
России суть совсем не такова.
Борещ се, критичен, неотстъпчив, болеещ по недъзите на обществото, Евтушенко запазваше своята голяма и неукротима любов към Русия. В същата 1965 г. той писа в поемата „Просека“:
Дори потъващ и безсилен,
ще нося вик непобедим —
че името ми е Русия,
а Евтушенко — псевдоним.
С това съм силен, друго нямам.
Русия — тя е мой живот.
Поет народът става само,
поетът стане ли народ[1]!
Той изпревари много от съвременниците си да изрече „Зрелостта е вид убийство“. И още: „Аз твой поет съм, нероден потомък“.
В „Уроците на Братск“ Евтушенко пише:
Имам аз една мъничка тайна:
аз не съм само в стих въплътен.
Аз се влюбих в земята безкрайно
и земята се влюби във мен[2].
И не само земята. Той е обгърнат от читателската любов на не едно поколение. И не само в Русия — в света.