Николай Теллалов
Девушка и Дракон (1)

1

Однажды…

Жила-была…

В некотором царстве, в некотором государстве…

… стоял жилой дом. Не то чтобы новый, да и не больно старый, одной стороной он глядел на октябрьский закат, правда, не всеми окнами. Некоторые скрывались за высокими тополями, чьи календари по осени всегда отставали, потому и деревья пока не обращали внимания на багряно-желтое ее шествие.

На балконе третьего этажа, заваленного всякой всячиной, на рухнувшем диване сидела девушка и читала библиотечную книгу в истертом переплете, время от времени поднимая взгляд серо-голубых глаз в сторону солнца, садящегося меж двумя заводскими корпусами.

Посмотрим на эту девушку. В ту пору, если не изменяет мне память, в Тридевятом том государстве проживало около 269 миллионов человек. Если отметнем неславянское население, то останется 189 милионов двести тысяч. Разделим приблизительно наполовину, так как мужская часть не в счет. Предположим, что белокурых и светлоглазых сорок процентов. Возьмем под внимание возраст. Итого выходит, что таких девушек было по меньшей мере 611 тысяч. И, наверное, тысяч пятьдесят в этот момент читали.

Книга, должно быть переводная французская и про любовь, как нельзя подходила последним аккордам затянувшегося бабьего лета. Ничего не замечая вокруг, девушка внимала вещам, про которые очень мало говорили в школе и послушно пошмыгивала носом все чаще и чаще, так как роман катился под шелест страниц к драматической развязке.

Вот, волны Сены сомкнулись над головой главной героини, и в темнеющем послезакатном воздухе девушка захлопнула книгу, а глаза были полны ясных слез. И все-таки… как это прекрасно — умереть во имя любви. Пожалуй лучше, чем учить математику и получать двойки по географии. Девушка вздохнула.

Присмотримся повнимательней к ней.

Собственно говоря, она была еще-таки скорее девочкой четырнадцати-пятнадцати лет, телом тоненькая и хрупкая, с душой мягкой, как морская волна. Но да не забудем о силе волн, их терпении перемалывать скалы в песок, вспомним об ярости цунами, сметающей все на своем пути! И, заканчивая нехитрое описание, отметим на остреньком личике бледнеющие веснушки, медвежатами готовящиеся впасть в зимнюю спячку. Звали девочку… ну, скажем Наташей, и училась она вобщем-то на тройки.

Роман, в котором на триста двенадцатой странице главного героя по ошибке казнили в хмуром месяце брюмере четвертого года Республики, а на последней, триста девятнадцатой, его возлюбленная утопилась с горя, сильно взволновал Наташу. Но вместе с тем как-то странно не расстроил — такая любовь могла (должна была!) кончиться только трагически — уж слишком было красиво. Конечно, Наташа жалела и его, и ее, но погибли они как раз вовремя, на свое счастье, не успев узнать, что являются братом и сестрой (что коварно и злорадствуя собирались им сообщить) — факт, шокировавший Наташу на 197-ой странице.

Итак, обуреваемая противоречивыми чувствами после чтения, Наташа с сердцем, в котором бушевали стихии ревущих сороковых, вошла в свою комнатку и кораблекрушенецем в шлюпку бросилась прямо к единственному своему, никогда ее не укорявшему за что-либо, утешителю. Тонкие, словно прозрачные пальцы девочки коснулись клавишей и фортепиано отозвалось звуками вальса из фильма «Мой ласковый и нежный зверь». Немножко успокоившись, Наташа поиграла пару-другую страниц из нотных тетрадок, выпрошенных у подруги с пятого этажа — более ее старшей Насти. Потом сыграла еще, уже чисто свое, но напоминавшее нечто когда-то услышанное. Вдохновение спровоцировало девушку на эксперимент, который по робкому ее замыслу бы зазвучал по-французски, и был бы в нем глухой стук гильотины и прерванные сильным всплеском рыдания…

— Наташа! — донесся сквозь проницаемость панельной стены голос матери, сущее недовольство. — Ну хватит! Мешаешь нам с отцом фильм смотреть!

Девочка почти сразу же перестала, но назло потыкала еще пальцем по клавишам — на большее в присуствии отчима она не решилась. Конечно, композируют же музыку и в уме, но трусливым зайцем юркнуло прочь вдохновение, а от окрика ослабели руки, как птичьи крылья от ружейного выстрела.

Так и сидела она, не зажигая света, в тоскливых объятиях проснувшейся скуки, раздумывая, не проведать ли Настю. Да ведь только как успеешь продолжать прясти ниточку рождавшейся мелодии в чужом присуствии? Да и Настя-то…

— Клянусь Тремя Солнцами, — влетел в раскрытую дверь балкона тихий мальчишеский голос, — последние несколько тактов были очень даже ничего. Тебя совершенно несправедливо прервали.

Наташа резко повернула голову, рискуя вывихнуть тонкую шею. Длинные золотые волосы панически рассыпались в глубоких сумерках.

Мальчишки редко обращали на нее внимания, если сдуру не посчитать за такое бесцеремонные толчки на очереди в школьном бюфете, небрежно оброненного «А, извини», дерганья за косичку, да шепота «Дай списать!» на контрольных по русскому языку. Да и того, что в последнее время Наташа ненароком ловила задумчиво-оценивающие взгляды старшеклассников, несказанно ее то ли смущавшие, то ли радовавшие, но чаще всего это ее просто пугало.

— Не бойся меня — проговорил опять незванный гость. (Да как он залез? поразилась девочка — И что за штуковины у него за спиной, плащ что ли?). — Не смею причинить тебе зла. Я… дракон.

То, что человек — мальчик — оказавшийся на ее балконе, не просто хулиган, форточник или акробат-эквилибрист, Наташа поняла сразу. А вот слова незнакомца, прозвучавшие с оттенком стеснительности, помогли ее разуму растолковать увиденное. Она беззвучно ахнула — на фоне перечерченого дымящими заводскими трубами темновишневого неба были достаточно отчетливо различимы перепончатые крылья. Они сгибались и разгибались за плечами гостя, подобно рукам пловца, распускающего мышцы после тренировки. В остальном же черный силуэт выглядел вполне человеческим, даже юношеским.

Если бы не заметные, светящиеся янтарем глаза с кошачьими зрачками.

— Надеюсь, ты не ненавидишь драконов? — встревожено поинтересовался незнакомец и добавил ободрительно: — Нас все равно уже в этой вселенной не водится. Мы… эмигрировали.

Наташа долго набирала воздуха в легкие, которые обычно два-три раза в году воспалялись, спасая ее от школы. Дракон как-то ощутимо замялся, точно самый настоящий подросток на первом свидании. Пауза затянулась.

Наконец девочка — удивительно, как ей не пришло в голову закричать — опомнилась и нарушила молчание вопросом, что первый подвернулся ей на язык:

— А… почему ты не такой как сказках? И об одной голове… В книжках пишут иначе…

— Моя мама — ирландская принцесса! — охотно пояснил драконий мальчик (озарение, что он приблизительно ее возраста пришло к Наташе в силу пословичной женской интуиции. Она просто знала, ничуть почему-то в этом не сомневаясь). Пришелец продолжал дружелюбно:

— Даже ожидалось от меня быть рыжим. Отец, например, был невысокого роста, кстати, трехголовый. Часто говаривал мне, что, мол, одна на плечах черезчур уязвима для сабли или меча. Но, с другой стороны, наряду с недостатками, существует и некоторое преимущество. Одноголовый дракон, мол, меньше надоедает самому себе и более общителен. Мой старший брат, который весь почти в папаню, так он вообще считает это более подходящим для змеев с человеческими предками в роду. Отец не всегда с ним соглашался. С характером был старик!

Наташины брови дрогнули в темноте от прожурчавшей в его голосе грусти.

— Был? — спросила она.

— Погиб в бою, — с печальной гордостью ответил драконочеловек. — Конный рыцарь пронзил его копьем. Мы не мстили — поединок был честным, хотя будь папаня лет-так на 700 моложе…

— Ты… ты его помнишь?

— Конечно! Он учил меня летать. А мама жива и внуков, племянников моих, нянчит.

Как няньчить драконенка Наташа не представляла. Но заинтересовало ее другое:

— Тогда сколько же тебе лет? — спросила запутанная она.

— В человеческом эквиваленте, примерно шестнадцать с половиной. А так… Знаешь, время, оно течет по-разному. Маманя выглядит на сорок, ну сорок семь, а родилась задолго до Столетней войны. Останься она среди людей, так давно и имени ее никто не помнил бы.

— Я сплю, — убежденно сказала Наташа. Она была совершенно сбита с толку.

Драконьи крылья зашуршали об косяк.

— Сны нельзя потрогать. Но меня можно.

И коснулся сухими горячими пальцами Наташиной руки.

Девушка не забилась в истерике. Даже не отпрянула. Может только потому, что была слишком ошарашена. Может быть потому, что верила в чудеса, зачитывалась легендами и былинами, хоть и давно засыпала без куклы. А может и по причине того, что дракономальчик ничуть не излучал какой-либо угрозы. Но скорее всего из-за любопытства. Ведь если верить сказочному гостю на слово, то живого дракона — пусть и только по батюшке — никто не трогал со времен крестовых походов.

— Вот, видишь, я тебе не снюсь — голос незнакомца замирал, пока Наташа с изумлением исследовала крепкую, дрогнувшую под пальчиками ее руку, шею с мощно пульсирующими венами и наощупь вполне человеческое лицо, но покрытые упругой чешуей. Настоящий, подумала девочка — кожа прямо-таки как… как у черепахи.

(Наташа боялась змей. На удачное и успокоительное сравнение ее натолкнули панциреподобные бляшки на локтях, плечах и затылке шлемоподобного черепа. Словно трогаешь каштан. Только довольно разогретый)

— Как тебя зовут? — шепотом спросил он.

— Наташа — тоже шепотом ответила она.

— Ты очень хорошо играешь. Твой инструмент просто как живой…

— Спасибо…

— Сколько тебе лет?

— Скоро пятнадцать.

— Ага — и дракон замолчал.

Они касались друг друга дыханьем.

— А ты? — прошептала Наташа.

— Что я? — не понял дракон.

— Есть у вас, у драконов, имена?

— О да, конечно. Нумихразор из клана Двукрылых…

— Какие мягкие твои крылья, — тихо воскликнула Наташа.

— …но друзья называют меня Нуми. Только самые лучшие друзья. И ты тоже можешь называть меня так. Хочешь?

И словно во сне, в некоем очаровательном кошмаре, девочка еле слышно выдохнула:

— Хочу…

* * *

— География? — переспросил Нумихразор удивленно. — Так чего же там непонятного?

Они сидели на Наташиной кровати. Ночник играл тусклым светом сквозь абажур по драконьей чешуе и полировке фортепиано, блестел в глазах девочки и рисовал в комнате причудливые волшебные тени. Наташина мать и отчим спали за стеной. В форточку, вместе с осенним холодком, врывались полуночные звуки с завода, про который девушка знала, что в нем производят что-то секретное, из-за чего отчиму отказали в путевке не то чтобы в Венгрию, но даже и в Болгарию на Золотые Пески.

Почти касаясь лбами, Наташа и дракон разговаривали о своей жизни и делились мелкими бедами, идя коротенькими шажками навстречу друг другу. Девочку поразил факт, что Нуми тоже ходил в учениках, причем эдак лет тридцать земного времени. Но изучал первые пятнадцать такие незнакомые предметы, как Этику и Путь Совершенства, Вероятностное Перевоплощение, а также Честь и Неписанные Законы Всемира. Лишь затем более прозаичные Метафизическую Трансмутацию, Эмоциональную Алгебру, Психокультуру, историю и астрономию. Сейчас молодой дракон наслаждался каникулами.

— Да ты знаешь, как это все скучно учить! — Наташа чуточку обиделась. — Зубрить и знать, что не видать тебе всех этих заморских стран, разве что по телеку. И то, если родители в настроении, да двоек за неделю не шибко нахватала.

Дракон задумался. При этом глаза его замерцали медовым оттенком. Наташа зачарованно ими любовалась. Может, в необычно присвистывающем дыханьи дракона почудились ей пения Ивано-Купальской свирели? Если и так, Наташа того пока сама не знала.

Вдруг мальчик-змей взял ее за руки горячими ладонями и встал с постели.

— Пойдем! — сказал он непонимающе мигнувшей Наташе. — За остаток ночи не облететь всего мира, но надо же с чего-то начать!

* * *

А утром девочка проснулась с лучезарной улыбкой на красивых губах. Ой, что мне снилось — подумала она… и увидела на письменном столе, где обычно лежали не слишком аккуратной стопкой учебники, кучу диковинных раковин с налипшим песком далеких морей и охапку тропических цветов. Они не исчезли, даже когда Наташа протерла глаза и ущипнула себя. Перламутровые отблески и нежные лепестки ярких чашечек заставили ее весело рассмеяться. И как эхо отозвалось то, чего золотоволосая девочка никогда прежде не слышала — это с поднебесья щебетала для нее птица Сирин.